Ольга Книппер-Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 1: 1899–1927

Писала, писала, и все кажется так несущественно.

Это и все дальнейшие письма О.Л. к М.П. за этот год хранятся: ОР РГБ, 331.77.40.

10/23 мая [1918 г. Москва – Ялта]

Милая Маша, завтра едет знакомый Бутовой в Алушту, и я с ним отправляю письмо тебе и письмо Тани Зевакиной к отцу, спроси, получил ли он.

Холод стоит – тоска и грусть. Говорят только о предстоящем голоде, о муке, хлебе, масле etc.

В воскресенье была на кладбище часа 3–4 – было тепло, радостно, земля и травы и деревья благоухали. Сидела у Антона, а рядом 2 курсистки на скамеечке зубрили медицину – о мокроте… Было смешно.

У Володи на могилке было празднично. Ходит за могилой Анюта. Поставили белую загородку, скамеечку, все выкрашено белым, висит яичко, стоит гортензия, метал. букетик из незабудок с надписью «незабвенному другу Володиньке» – не знаю от кого. Спрошу. Потом сидела на могиле Якунчикова с Марией Фед. [1469]и Нат. Яковл. Давыдовой, художница, кот. любил Антон Павл. Они привезли массу цветов, сажали, и мы так хорошо посидели поговорили, повспоминали…

Вчера был грандиозный крестовый ход. Шли из всех церквей, с хоругвями, с пением – было торжественно. Даша была у Никольских ворот, куда все шли на поклонение иконе Николая Чудотворца – ты слышала про чудо? Якобы истлела на ней красная материя, котор. повесили на ворота 1-го мая н. ст. Даша говорит, было прекрасно, величаво, полный порядок, народу масса.

Пришли с оказией письмецо. Сейчас заходил Иван – тоже принес письмо тебе. Он уже отправил письмо с какими-то еврейчиками – не знаю, дойдет ли. Была Дроздова – все такая же, кокетничала с Левой.

Во мне уже 3 п. 18 ф.

Настроение ужасающее. Одна надежда, что пройдет эта полоса и опять буду крепкой. Такое чувство, что все из рук уплывает.

Ну будь здорова и, ради Бога, найди «оказию» послать весточку. Кланяйся Альтшуллеру, Зевакину. Рука замерзла.

Обнимаю, целую. Оля

Год по содержанию.

29 мая/11 июня 1918 г. [Москва – Ялта]

Какую радость ты доставила своими двумя письмами [1470]– представить себе не можешь, милая Маша! Вчера Иван Павл. принес второе… Письма покойные, слава Богу…

А я сижу в разоренной квартире, сегодня фура перевезла некоторые вещи, и мы с Адой сейчас устраивали комнаты. Передала я квартиру на год бывшему городскому старосте Сергиевского Посада г-ну Шарикову – ты чувствуешь? – а у тебя-то такой экзот… Люди патриархальные, пожилые, с двумя прислугами. Посмотрим, что будет…

Предстоят 3 безумных дня. Я должна хоть немного разложиться у мамы, причем играю каждый день и 1-го июня вечером уже уезжаю в Ярославль и далее по Волге недели на три. Едем играть «На дне» – что из этого выйдет, не знаю, я рада хоть подышать простором и рекой. Едут Качалов, Москвин, Грибунин, Александров, Муратова. В июле, если будет возможно, попробую попасть к тебе на юг.

В театре мучительно – волнуется группа актеров не пайщиков (Берсенев, Подгорн., Коренева, Жданова), хотели снимать театр, якобы для помощи Худож. театру, чтоб вывести его из летаргии. Теперь все уладилось, но чувствуется брожение. Огромные прибавки всем. Как выдержит это театр – не знаю. Бюджет – два миллиона почти. Страшно.

Твой племянник Миша женится на страшно богатой девушке, говорят, 200 000 берет. Отделывают квартиру на Покровке, в 6 комнат. Нервная истеричная барышня, немка [1471]. На меня эта история очень сильно и скверно подействовала. Миша совершенно не то Распутин, не то Фома Опискин. Говорил своему другу по телефону, что теперь, слава Богу, не надо служить в театре, что он очень счастлив и, говорят, отлично выглядит. Я все-таки такого исхода недавней безумной любви не ожидала…

Мать моя стала походить на былинку. Лулу уехала на Фоминой в Барнаул с девочкой вдвоем. Мы отрезаны от Сибири и ничего не знаем о них. Оля в кружке молодых литераторов, музыкантов (там Сасик Ленский, сын Аренского [1472]) под названием «Сороконожка», устраивают вечера, концерты, теперь открывают театрик. Оля там служит, делает вышивки на занавеси, будет вести декорац. часть – все это мне грустно почему-то. Тоскует по девочке, и, конечно, ей нелегко дался развод с Мишей. Я думаю, она и ушла из-за этой богатой барышни, кот. задаривала Мишу с мамашей… За Леву сильно волнуюсь. Ада со мной, работает, служит, перешла в Политехникум на инженерное отделение – трудно очень, но она говорит, чтоб быть архитектором, надо иметь талант, надо быть художником, а она считает себя только способной, и потом ее интересует строительство, привести в исполнение то, что проектировала, класть кирпич на кирпич. Пусть идет, коли не боится математики.

Представь, я еще ни одного немца не видела в Москве – Бог миловал. В Денежный пер. не хожу, там Мирбах [1473].

Что еще предначертано несчастной России?! И чудится мне, что Россия выйдет из всего этого каким-то неожиданным поворотом, найдет свой путь. Как тяжко!

Стреляют меньше. Живем нелепо, на два часа вперед, кончаем спектакль и – светло. Подошвы мои чувствуют сильно ходьбу этого сезона – ой! Во мне уже 3 п. 20 ф. Все истаяли.

Сегодня, чтоб перевезти вещи от меня на Кисловку я заплатила 155 р. и 30 р. на чай – хорошо? Мука уже 250 р. – ржаная. Извощики с вокзала 30 р. – мы недавно ездили в Орехово-Зуево играть «Осенние скрипки». Я получила 800 р. и на обратном пути, когда я ехала с Мусей [1474]по Никольской, нас остановили и обыскивали.

31 мая [1475]кончаем сезон «Скрипками» и потом званы ужинать к Немировичам. Саниным передали твой привет, а Эберле и Дроздову вряд ли увижу. Эберле видела только раз на гражд. панихиде по Савве Ив. Мамонтове у нас в театре. Я тебе писала – если ты получила мое письмо: оно должно было прийти почтой из Алушты.

Так много надо сказать, что не поймешь, с чего начинать, и кажется, что ничего не написала по существу. Итак, если будешь писать мне, пиши по адресу: Нижний Кисловский пер., 8, кв. 5.

Поздно, кончаю. Волосы высохли, пора отдыхать.

Бульвар юный, зеленый, свежий, храм Спасителя сияет на солнце. Жаль мне расставаться со своей квартирой.

Целую тебя крепко. Поцелуй за меня старушку нашу бедную. Полиньке и Паше привет, Ивану тоже не забудь. Спасибо ему, что насадил цветов. Привет всем. Оля.

Год по содержанию.

16/29 июля 1918 г. [Москва – Ялта]

Вот и не удалось мне приехать в Крым, милая Маша! А как мне хотелось! После твоего письма [1476]и особенно письма Ив. Павловича я сразу всполошилась ехать, но как раз пошли слухи о закрытии границы [1477]. Не будь я стеснена временем, конечно, я бы приехала. Но беспокойно относительно начала работы в театре. Вероятно, мы с половины августа просто начнем играть, а не репетировать [1478]. Перспектива эта ужасна для меня. У меня нет никакой энергии волочить старый репертуар.