Мария Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 2: 1928–1956

Как я была рада услышать твой голос и знать, что ты на ногах. Авось в следующий раз будет лучшая слышимость. Мысленно побывала в твоей комнате, слышу, как трещат дрова в печке, как мечется Минуш или мирно спит у тебя, как мы у тебя в кункен играли под «воркованье» Полиньки, и сад вспоминаю, и мои прогулочки, и вот сижу в моск. коробке, без воздуха, без природы, увы!

Сегодня был мой Фигаро, вымыл мои вылезающие волосы и причесал так великолепно, хоть на бал – почувствовала себя наконец дамой. Все находят, что я хорошо выгляжу, в театре заобнимали и зацеловали. Посмотрим, как жизнь дальше пойдет.

Сегодня Маша привозила письма от Ольги и Ады – все слава Богу там. Андрюша все еще лежит, я его не видела, он на лыжах сильно ушиб ногу и должен лежать.

Приезд наш вышел сумбурный, встретила только Маша и Ив. Сергеевич с шубами, она одна уверовала, что мы приедем вечером в воскресенье – все ее поднимали на смех, а готовились встречать человек 15. Ив. Серг. сказал: «сердце вещун, едем». Сидели в правит. комнатах, позвонили Феде, и он прикатил с двумя машинами и курьерами. В квартире метались Зося, Марина, Маша, и без конца чего-то носили, готовили, тут же кофе, тут же водка, закуска, но все было приятно. Пришел Лева из театра, и пошла заводиловка.

Кончаю после 11-ти часов. Были Сережа и Валя, очень много говорили о тебе и очень приятно. Говорили и о политике, вообще было очень приятно. Сережа интересно работает, хочет очень повидаться с тобой.

Кончаю, обнимаю тебя и целую крепко. Кланяюсь Полиньке мрачной, передай привет праздничной Яновой, милой Ксении, а тебе желаю сохранения юмора и бодрости. Ольга

27 дек. 45 г. [Ялта – Москва]

Дорогая Олечка, Арфа Матвеевна доставила мне посылку и милые для меня письма. Я рада, что вы доехали благополучно и ты здорова. Береги себя, будь умницей, не простуживайся – еще поработаешь на славу своего театра!

Когда это письмо дойдет до тебя, то будет уже Новый год, и мне хочется пожелать тебе полного благополучия и удовлетворения всех твоих желаний! Всех твоих родичей сердечно поздравляю, с самыми что ни на есть лучшими пожеланиями.

Я работаю, хотя не чувствую себя здоровой, доктор пока еще не занялся моими жителями, вероятно, боится моего возраста. Никаноровича супруга вызывает его домой, а у него обострение болезни – вышел стакан крови, и он сильно температурил, бедняга. Моя надежда, что он приведет в порядок мою библиотеку и поможет мне по отчету, конечно, не осуществится теперь. Очень грустно.

Никак не могу я привыкнуть, что тебя и Софы близко нет. Тоскую я очень… Приезду Сережи я рада. Целую и обнимаю тебя, моя родная, крепко. Маша .

Софе пишу особо [906].

19 янв. 1946 г. [Москва – Ялта]

Машенька, дорогашенька, как живешь, милашенька? Хотела еще рифму подобрать – да лучше не надо.

У нас оттепель, очень жалею, что нельзя в валенках ходить, по крайней мере, ходить смело, а то скользко адово. Я мало хожу, так как очень задыхаюсь, до противности. И в театр и в филиал, к стыду своему, езжу.

На днях меня снимали дома – без конца. Что выйдет поприличнее, пришлю тебе. И в «Идеальном муже» пришлю, когда получу. Говорят, Madame весьма эффектна и красива. Все генеральные при моем выходе по широкой парадной лестнице меня встречали аплодисментами. Премьеры еще не было [907], т. к. заболел Ершов – у него какая-то трещина в кишке. Вообще больных – масса. Иван Мих. [908]в Кремлевке – положение серьезное, но уже немного легче ему.

Я недавно навещала Лялю Черную [909]. Она еще лежала после воспаления легкого. Мальчишка совершенно очаровательный, вылитый маленький Хмелев. Ему 2 года, взгляд из подлобья, глаза черные, рот – выпячивает как-то губы, как отец. Ну прямо душка. Как-то Ляля его воспитает! Мне было грустно в Хмелевской великолепной квартире.

Сейчас заходила Валя в собольей шубке, взяла кофе и калоши. Посидели покалякали, пожаловались на жизнь. 30-го янв. думаю сыграть «Вишневый сад» в его юбилейный день, если поправится Василий Иванович и если я не рассыплюсь [910]. Сейчас Софа ушла в магазин, в доме тихо, тикают часы. Елку вчера разобрала. Зажигали под Новый год и под старый Новый год. Помнишь, мы с тобой брудершафт выпили? [911]Новый год встречали Качаловы, Дима с женой, Книппера, Дмитриевы, а с двух часов начали приходить народы и ходили до 8-ми часов. Было оживлено, и все остались очень довольны. Посмотрим, какой выдастся год!!

Я пока скриплю, чувствую себя сносно. Недавно с Софой ходили в Дом актера, слушали Кочаряна [912]– читал «Крейцерову сонату», а Гусев [913]вначале говорил о Толстом и его «Крейц. сонате». Зал битком набит и армянами и нашими. Читает он хорошо, но трудно смотреть на него: Толстой – и ярко выраженная армянская внешность! Когда он читает «Шахерезаду» или «Тигров. шкуру», – все приемлемо.

На днях меня снимали дома без конца. Не знаю [914]уже писала – вот голова рассеянная.

Ах, как я вспоминаю наше житие в Ялте! Сад, небо, солнце, воздух. А здесь суета, звонки, народ – невозможно сесть и писать. Предполагается в Доме ученых Чеховский вечер. Я хочу читать письма Ант. П-ча – выбрала с Лизаветой писем восемь.

Поклонись Полиньке и Олиньке, Елене Фил., Ксении. Если Федор Никанорович в Ялте, передай ему привет и большую благодарность за его чудесное письмо и скажи ему, чтоб поправлялся.

Целую тебя крепко, мужайся, ты и так молодец. Будь здорова и не забывай меня. Оля

Все письма О.Л. к М.П. за этот год хранятся: ОР РГБ, 331.78.19.

14 февр. 46 г. Ялта [В Москву]

Милая и хорошая моя Олечка!

Давно я тебе не писала по причине ужасного настроения. Хвораю почти непрерывно. Как нарочно при Сереже заболела гриппом, t 39! Бедняга не успел закончить моего портрета. В общем, он произвел на меня приятное впечатление – была ему рада. Но представь – толчея в одной комнате моей. Везде холод нестерпимый, только на ночь немного протапливали в канцелярии – дрова все уже вышли. Tableau [915]: я лежу в постели, Сережа ходит по диагонали непрерывно, служащие то входят, то выходят… На печурке обязательно что-нибудь жарится, воздух насыщен чем-то жареным, вроде колбасы. Обстановка совершенно не подходящая для больной. Терплю шалости сердца и стараюсь по возможности больше работать.

Большущее спасибо за кофе и за конфетки. Очень прошу Софочку вести счет, если что-нибудь мне покупаете вроде кофе и проч.

Майя [916]привезла одеяло и чашку, и мне стало грустно – точно вы выставили меня из вашей квартиры. А вдруг я приеду и укрыться будет нечем? Впрочем, я сама просила.

Меня так афишируют в газетах и по радио, что я положительно боюсь, как бы меня опять не выбрали депутатом горсовета – ужасно боюсь… Работать я уже не могу, а быть почетным только – не желаю!! Вот какое обстоятельство!