Мария Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 2: 1928–1956

18-го я была в горьковском особняке, собрались все писатели в день его смерти – 15 лет. Звонила Екатер. Павл., что просят меня приехать. Накрытые столы, яства, бутылки, человек 65 было. Во время трапезы вставали по очереди и говорили. Я была недолго, устаю, да и первый раз выехала на люди. Писатели тоже приехали усталые с похорон Павленко. Вот тоже неожиданная смерть. Такой еще молодой.

Украинцев у нас гостящих я так и не видала [1108]. Сегодня придут ко мне молодежь из русского театра в Киеве, где художеств. руководитель наш Хохлов [1109]. И из Львовского театра придут, хоть поглядеть, – вот до чего дожила.

Ну, Машенька, кончаю. Не сердись на меня. Где переживу летние месяцы – узнаешь из наших писем. Как здоровье Полиньки? Целую ее и Ел. Фил. Тебя обнимаю и целую. Хочется поболтать с тобой. Ольга

4 июля 51 г. Ялта [В Москву]

Милая Олечка, мне очень грустно, что ты не приедешь к 15 июля и я буду одна в этот день представляться несметному количеству народа. Уже сейчас записываются на этот день. Боюсь, что не осилю, так как чувствую себя неважно – хвораю, нервничаю, не сплю, кишечник ведет себя неприлично. Потрясла еще меня и смерть Павленко. Мы так за последнее время сблизились, подружились, я даже была у них на даче. Принимали меня, как когда-то тебя в «Харькове» [1110]. Поздно ночью провожали меня с факелами и подарками. Я увезла с собой заграничный приемник, но, к сожалению, он требует большого ремонта – у нас нельзя достать каких-то частей и переменить лампочки.

Пусто без Павленки в Ялте, и это общее чувство ялтинцев…

Вот и ты не приедешь, и это так больно, а все от того, что ты не умеешь беречь себя и не слушаешься Софы, которую, кстати, я очень благодарю за подробное, но неутешительное письмо.

Я не могу забыть твоих гурзуфских обливаний морской водой и выход на воздух после банок. Я, извините, не верю в ваш осенний приезд в Крым…

Твой внук Андрей не навестил меня, я его поджидала, хотелось посмотреть на взрослого мужчину…

Ну что ж – буду ожидать конца августа, авось приедете.

Жары у нас еще нет, я сплю под ватным одеялом, и мне холодно, т. к. двери на балкон всю ночь открыты. На раскладушке у самой двери спит сестра. Будь здорова и береги себя. Может быть, еще увидимся. Целую. Маша .

Софочку крепко целую и благодарю за письмо.

Пиши мне почаще о здоровье. Софу тоже попроси.

8 июля 1951 г. [Москва – Ялта]

Маша, я в отчаянии – из Барвихи до сих пор ответа решительного нет, и я сижу, и жалею, что я не ослушалась моего профессора, особенно после письма Елены Филипповны.

Все разъезжаются, хочется на воздух. Софа расклеивается. Иверов сказал мне, что если бы он не был в отъезде, то уложил бы Софу на месяц в Боткинскую; пока я в Барвихе. Назначил ей лечение, она уже начала – курит меньше; опекает очень.

Вспомни обо мне 15-го. Моя тень будет около тебя; а вообще жди нас, если хочешь, к своим именинам.

На днях поеду в Новодевичий, наш театр. мастер снимал крышу с памятника Антона Павловича, чинил, покрасил, и она уже на месте. Надо посмотреть.

Андрюша хотел быть у тебя, он 15-го кончает работу. Обидно все вышло. Лева уехал по Волге и Каме, Маша будет на Николиной горе; она сейчас кончает свои экзамены.

Я просмотрела спектакли студийные, раздала дипломы, выпуск был торжественный: девушки были в длинных белых платьях, поднесли мне цветы, открывал собрание Топорков [1111], говорила я напутственное слово, говорил Паша Марков, потом, конечно, снимались. Курс не плохой [1112]. Потом, не в этот же день, они были у меня – 14 человек, я им рассказывала о себе, об Антоне Павловиче. Софа устроила им легкий крюшончик, они остались довольны.

Маша, кот наш достиг весьма крупных размеров, на шее точно пышное боа, штаны, живот, а главное величина. Многие, видя его в первый раз, спрашивают тихим голосом: это что?

У нас теперь маленький ледничок электирич. – очень приятно; недавно купила.

Маша, как мне за тебя грустно, что так рано ушел Павленко.

Будь здорова, не сердись на меня, мне не сладко. Целую тебя. Твоя Оля

13-ое июля 1951 г. [Москва – Ялта]

Машенька, дорогая, я очень обрадовалась твоему письму, мне все казалось, что ты на меня сердишься, но ведь я и наказана: до сих пор сижу в Москве, при страшнейшей жаре, и все жду, когда откроют мне врата в царство… ох! Все разъезжаются.

А на днях был у нас мой приятель Василий Антонович, влюбленный в свою внучку. Он выглядит лучше, но такой же живой, убежденный оптимист. Я ему очень рада была. Тут же была и М.Т. Дроздова, очень похудевшая, очень ужасающая, озабоченная судьбой своих племянниц, воспитанных ею. Младшая молодец, вышла в люди архитектором. Был у меня Дерман. Ему радио поручило написать «Чехов и музыка», он в восторге, написал, но еще не кончил, написал любовно, но как получится?..

14-ое июля . Вчера приходил сотрудник, что ли, просил быть в Мелихове 15-го июля, где открывают памятник А.П. Чехову. Я сначала решила поехать, но думаю, что будет масса любопытных (т. к. воскресение), заставят еще говорить. На тишину я бы поехала, а фигурять не очень могу. Поеду в Новодевичий, хотя завтра и там народ. Понедельник и четверг – не пускают. Я недавно была – без народа чудесно. Отдавали театр. мастеру снять крышу с памятника А. П-ча, покрасить и укрепить, теперь хорошо.

Я тихо жарюсь. Сейчас дали знать, что 16-го сообщат, с какого числа будет путевка, если не скоро, сяду и уеду к вам.

Целую и обнимаю тебя, Машенька. Поблагодари Ел. Ф. за письмецо, Полиньке привет.

Жди – «увидимся, так верно улыбнемся»… Ольга .

Твое письмо шло девять дней!!

Софа целует.

[15 июля 1951 г. Москва – Ялта]

Всем существом всеми мыслями с тобой. Передай привет всем пришедшим, кто помнит и любит чистое сердце и светлый ум дорогого человека и писателя. Ольга

Датируется по телеграфному штемпелю.

19-ое июля 1951 г. [Москва – Ялта]

Pardon! Начала писать не своей ручкой и сейчас же клякс!..

Милейшая Маша, наконец судьба моя определилась: завтра, 20-го утром переезжаю в Барвиху, где надеюсь несколько восстановиться, пробуду до 18 августа, а 25 авг. надеюсь выкатиться на юг. Vous comprenez?

Сейчас звонил Андрей, он только что приехал, очень рада, что еще увижу его и услышу его рассказы.

Жара адовая, все изнывают.

Писать не в состоянии.

Целую тебя, жди нас и готовь пирог к 28-му. Твоя Оля

23 июля 51 г. [Барвиха – Ялта]

Милая Машя (помнишь рассказ «Красавицы», армянин звал свою дочь – Машя?). Так вот, Машя, я с 20-го числа в Барвихе и до сих пор не выходила из комнаты. Уложили на три дня в постель, находят слабость. Сегодня притаскивали аппараты – и рентген, и кардиограмму – во. Пишу карандашом, ибо правый глаз украшен большим ячменем, и вообще плохо стала видеть. Немножко напишу. Весь день льет дождь, сырость. Сушь была страшная, трава серая, лысины какие-то – неважно. Живу во втором этаже, комната такая же, как и внизу, чудесный уход, пища, но для чего?! Боялись контраста климата северного и южного – а сейчас что? Уж такой контраст после адовой жары – холодно, сыро, и я ослабла и очень тяжело дышу. Думали, что в жару мне хорошо было, и только еще подправлюсь в Барвихе, а вышло по-иному. Двигаться пока не велят. Ну посмотрим.