Мария Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 2: 1928–1956

Целую тебя, будь бодра. Как показался тебе Андрей?

До свидания. Ольга

25 июля [1951 г. Барвиха – Ялта]

Машенька, дорогая, вчера были у меня Софа и Зося, привезли массу чудесных роз и барвихинские два огромных букета, и вышло похоже на именины. Привезли целый ворох телеграмм и писем, за твой привет крепко целую тебя и Ел. Фил. Варя прислала кренделек, кот. она испекла, а Дорохин прислал шампанское (о ужас!). Гнесина [1113]передала мне четыре пышных цветка олеандра, и мне так захотелось подышать воздухом гурзуфского садика. Поблагодари Васильева, что он так хорошо описал мне и день 15-го июля, и вашу поездку в Гурзуф.

Хотела письмецо вчера отправить с Софой в Москву и в ящик, и за болтовней и прощаньем – забыла, а отсюда долго очень пойдет.

Свежо, холодно и дождь целые сутки шел, и я еще не выходила из комнаты. Целую тебя, будь здорова и юмора не теряй. Твоя Ольга

Год по соотнесению с окружающими письмами.

26 июль 51 г. [Ялта – Барвиха]

Дорогая Олечка!

Если бы ты знала, с каким нетерпением я ожидаю вашего приезда! [1114]Но, увы, сейчас только июль! И какая насмешка в природе – ни единого жаркого дня в Ялте! Человечество не верит, что ты не в Крыму, и посему адресует поздравления в Ялту. Посылаю письма и телеграммы в Москву.

После 15 июля посещаемость Дома-музея А.П. Чехова в Ялте увеличилась на 100 %. Меньше 500 человек в день не бывает! Я устала сниматься с посетителями. Тащат за шиворот…

Как живешь в Барвихе? Как здоровье?

Была в Гурзуфе, но без тебя не то… Посетила Томашевских. Профессор преподнес мне брошюрку свою о Пушкине с автографом. Целую крепко и жду тебя. Маша

2 дек. 1951 г. [С дороги]

Машенька, дорогая. Вот мы опять расстались, и верю, что скоро вновь встретимся, и верю, что это будет весной.

Утро. Солнце. В коридоре орет радио и ходит крупный, видный, пышный священник, в каком чине, не знаю.

Едем свободно в двух купе. Проводник уже раз с нами ездил, говорил, что летом в Мелихове так ждали меня, несколько раз повторял, а сам он из Васькина. Говорил о какой-то старухе Дурново, кот. помнит Антона Павловича.

Николай Александрович был на высоте. Подъехали мы к кассе, где Н.А. доплачивал наши билеты, затем к самой платформе подвезли, где начальство встретило нас, какие-то черномазые женщины в мундирах, он и она подхватили меня под руки, хотя я сама еще крепка на ногах, но покорилась. Все эти начальства влезли в купе…

День был после Гурзуфа все ярче и ярче, было очень тепло. Шофер «затопил» было, но я попросила прекратить. Было очень тепло.

О моем прощании с тобой и с домом я молчу, ибо много, много могла бы сказать.

Проехали Харьков и Белгород – снегу нет пока, но лужи застывают.

Мыслей нет никаких – просто еду, т. е. двигаюсь, «и каждый час уносит частичку бытия» [1115]…

Машенька, целую тебя, пишу бессвязно, прости. Шумиха от гостей помешала хорошему сердечному прощанию. Спасибо за все. Живи мудро и не раздражай себя – это вредно. Чувствуй побольше солнце и природу. Addio до след. письма. Ольга .

Передай привет Ел. Фил-не (я ей напишу), Полиньке, Ульяне Ивановне и Ермолаевне. Увидишь Черновых, скажи, что все собиралась пройти к их милому уголку, да последние дни очень трудно дышала. Целую. Оля

4-ое дек. 1951 г. [Москва – Ялта]

Не думай, дорогая Маша, что я больна и что [потому] пишу карандашом, я просто сегодня вылеживаюсь после все-таки утомительного пути и после вчерашнего дня приезда.

Холодно, я еле дошла по платформе и отдышалась в Правит. комнатах. Морозец крепкий, представь, и в комнатах холодно – говорят, что это из-за отопления нового здания университета – на нас не хватает. Лежу в двух фуфайках и даже голову обмотала твоей косынкой, ибо чувствую приближение насморка.

Все чисто, все вылизано, и уютно. Стол накрыт. Я, конечно, всех встречавших позвала к себе обогреться. Выпили немного водочки, закусили, выпили кофе, поболтали и попрощались. Встречали: Лева, Маша, Андрей, Зося, Нина и Слава, Дима и Лёля, Федя, Белокопытов [1116], Нина алупкинская. Повезли меня в адмиральской машине [1117]– вот это так да!.. Одно удовольствие так ехать.

Вчера я спала и до обеда и после обеда, Вечером пришла Зося с Дорохиным и Раевский, приятно посидели. Зося рассказывала много. Днем был Иверов, тоже с рассказами. В нашей общей комнате стоят корзины с цветами от театра, от женщин наших, от Виленкина, пироги от Зоси, Лели и от Вари крендель.

Машенька, сейчас принесли твою телеграмму, за которую тебя целую пока только я. Книппера сегодня все заняты и обедают они у нас завтра. Сейчас позвоню Леве [1118]. Все спрашивают о тебе с семейством. Лева будет очень тронут твоей телеграммой, он тебя любит.

Все наши горшочки с отростками доехали чудесно. Тимка уже очухался и привык к нам… А я вспоминаю ялтинский дом, сад мой прелестный даже в осеннем оголенном виде, все эпизоды домашней жизни, и наши вечерние кункены, и наше мучительное расставание, и мои невеселые мысли о твоей неустроенной жизни. Почему-то надеюсь, что в скором времени все это изменится к лучшему и ты повеселеешь. Мне грустно, когда я вижу тебя озабоченной и раздраженной…

Сегодня вечером придет Виленкин и Н.Д. Волков.

Слышу много невеселых новостей из жизни театра. Временно директор театра Алла Тарасова – посмотрим.

Прости, что плохо пишу – неудобно.

Поклонись дому своему, саду, чудесному небу; передай мой поклон домочадцам.

Привез ли Ник. Алекс. приемник? Напиши, пожалуйста. Заводи патефон и слушай сладкоголосого Козловского.

Целую тебя крепко. Я, к сожалению, очень мало говорила с тобой так, как мне хотелось. Обнимаю. Оля [1119].

17 дек. 51 г. Ялта [В Москву]

Милая Олечка, прости, что я после твоего отъезда не написала тебе ни единой строчки, хотя от тебя уже получила два милых письма. Причин много. Тяжелое расставание с тобой и с Софой, неприятности по службе, нездоровье и т. п. Кончилось все визитом Петрунина… Он успокоил мою «виноватую деликатность», и все, конечно, пойдет по-старому.

Опишу тебе инцидент из моей служебной деятельности. Приходит ко мне наверх мой бухгалтер – Елена Алексеевна и кладет на мой письменный стол чек на 900 руб. – просит подписать, но не говорит на что? И когда я потребовала объяснения – она удивленно заявила: «А как же – на командировку Алле Ханило, так сказал Мих. Иванович». Очевидно, директор Дома-музея Чехова не при чем тут? Помню, что Крутицкий при мне что-то в этом роде сказал мимоходом, но ведь это не значит, что без совета со мной можно назначать командировку и начинать ее с чека… Я очень огорчилась, обиделся и Сысоев как научный работник. Конечно, в конце концов ему пришлось оформлять всю командировку.