Креативы Старого Семёна

И как-то посреди занятия заходит в комнату вполне взрослый парень, лет восемнадцати, в хорошей дубленке. Усики пробиваются. И спрашивает у меня:

— Могу я в кружок записаться?

Я ему отвечаю:

— Странно, вы видите, здесь дети, малыши. Учатся самым азам. А вы вроде взрослый человек, зачем вам это?

Тут он меня отводит в сторонку и говорит:

— Тут, понимаете, какое дело. Мне в армию идти, нужно первый разряд оформить. Мне обещали, если будет первый разряд, в спортроту устроить. Можете помочь?

— Да… не знаю… вы играть-то вообще умеете?

— Да причем тут это! Я работаю в магазине «Подарки» на улице Горького, отдел сувениров. Вам, кстати, палехские шкатулки нужны? Могу устроить, недорого. А детские игрушки? У меня в «Детском мире» связи.

— Да нет, - говорю, - спасибо, мне не нужно. Да и вряд ли я смогу вам помочь.

— Ну, может у вас там знакомые какие-то есть, кто может.

— Ладно, - говорю, чтобы отвязаться, - я подумаю.

— Давайте быстрей. Кстати, «шмайсер» с двумя обоймами нужен? Могу устроить, не очень дорого. Да, а это ваша основная работа? Кружок этот?

— Нет, я вообще-то в НИИ работаю, программистом. Это так, халтура.

— Ну и сколько вы зарабатываете в вашем НИИ, если не секрет?

— Двести выходит! – сказал я с гордостью.

Тут он на меня посмотрел с жалостью и говорит:

— Ну а дальше-то что собираетесь делать?

Однажды мне повезло - я попал на выступление Д.Самойлова. Поэт приехал в учреждение, где работала моя сестра. И мы с ней сидели в переполненном зале и слушали. Читал Самойлов свои стихи, на мой взгляд, замечательно. Помню, я написал ему записку, просил прочитать «Старого Дон-Жуана». Д.Самойлов ее прочел вслух и положил в карман. Читал он много, и то, что выбрал сам, и то, что просили. И, наконец, сказал: «Спасибо, позвольте на этом с вами попрощаться». И тут моя сестра крикнула «А старый Дон-Жуан?». И Самойлов, хлопнув себя по лбу, с улыбкой сказал:

— Действительно, старый Дон-Жуан! Забыл!

И прочел эту маленькую пьесу.

Однажды разговаривал я с одним знакомым. И зашел у нас спор на общие темы – Россия и ее история, демократия и диктатура, Сталин, Ельцин, Горбачев и т.д. Ни по одному вопросу не сошлись во мнениях. Разругались вдрызг. Обозвали друг друга последними словами и разошлись. Прошло полгода. И вдруг он звонит:

— Давай, - говорит, - дружить, а некоторых тем при этом не касаться.

В старые времена был у меня один сослуживец, Валера. Женат он был на номенклатурной дочке, поэтому особых материальных проблем у Валеры не было. Квартира, дача, машина – весь джентльменский набор тех времен у крепкой советской семьи имелся. Но зато жена была невероятно ревнива, и это доставляло Валере некоторые неудобства. Однажды он мне пожаловался:

— Верка вчера говорит: если ты мне изменишь, я сяду в «Жигули» и на полном ходу брошусь с моста!

Помолчал, потом задумчиво и огорченно произнес:

— Все-таки не понимаю я, зачем же в «Жигули»?

В начале семидесятых годов я несколько лет подряд проводил отпуск в эстонском городке Вильянди, играл в ежегодных швейцарках. Жили мы обычно на спортбазе, недалеко от озера. Кажется, в 1973-м году на спортбазе жили и готовились к сезону хоккеисты «Крыльев Советов» - они только что сенсационно выиграли чемпионат страны, обогнав ЦСКА (люди постарше помнят эти фамилии – Бодунов, Анисин, Лебедев, Расько…) Ребята все были, по моим понятиям, циклопических размеров и мощи. Я иногда с ужасом и удивлением наблюдал за их тренировками. Даже тогда, тридцать пять лет назад, эти нагрузки казались мне чудовищными. Что же говорить о нынешнем времени!

После тренировок хоккеисты, уставшие, сидели обычно на солнышке, на ступеньках при входе на спортбазу. Отдыхали, балагурили. Как-то я, выйдя из номера в одних плавках, шёл мимо них на пляж. Мой проход вызвал бурный смех. В чем дело, думаю, может у меня плавки порвались? Нет, все в порядке. Чего же они смеются? Потом уж я сообразил – хоккеисты, видимо, до этого считали, что людей с моим телосложением и мускулатурой просто не бывает в природе.

В начале семидесятых годов одна начинающая журналистка мне похвасталась: ей повезло, удалось купить однотомник Ахматовой. Дело было так. Она поехала в Минск писать про фестиваль эстрадной песни. И ей кто-то сказал, что километрах в семидесяти от города, в деревне, в сельпо, лежит и не раскупается стопка этих однотомников. Это была первая удача. А вторая заключалась в том, что ее довезли туда на машине. И кто довез! Почетный гость фестиваля, известный эстрадный певец! Они болтали о том, о сем, и журналистка рассказала про волшебное сельпо. «Так поехали!» – крикнул певец. Сели в его «Волгу», и через час оба уже держали в руках по томику Ахматовой.

Певец этот давно уже потерял популярность. Но продолжает выступать. Изредка я вижу его по телевизору. Поет он все то же, что и сорок лет назад, жизнерадостную ахинею с примитивными словами-текстами. А для души, возможно, читает стихи. Ахматову и других. А может, и не читает, и ему нравится то, что он поет. Кто знает. Но, в любом случае, осуждать его не за что. Даже если ему противно петь свои песенки. Это жизнь. И редко кому удается ее прожить так, как хочется.

Когда-то со мной работала одна женщина, инженер-электронщик. И вдруг она перешла на работу в общепит, буфетчицей. В нашей же конторе.

— Почему? – спросил я ее, ожидая услышать что-нибудь вроде того «ну, ты сам рассуди, я одна, без мужа, ребенка надо воспитывать, а тут все же другие возможности».

— Ты понимаешь, я в детстве мечтала артисткой стать. А тут я как на сцене – все на меня смотрят, ждут, что я скажу, я в центре внимания!

Все же не прошло и года, как она стала обсчитывать, обвешивать, разбавлять и недоливать. Работа есть работа.

Один известный шахматист, переживший и взлеты, и падения, битый жизнью, оставивший далеко позади свои лучшие годы, во время очередного, проходного, турнира сказал как-то моему другу: «Все равно это лучше, чем в шахту спускаться». И есть в этих словах некрасивая правда.

Но бывают и более запутанные случаи. Вспоминаю, как в тысяча девятьсот семьдесят первом году я сидел в Большом зале ЦШК на юбилейном вечере Смыслова. Василий Васильевич отмечал свое пятидесятилетие. Все было очень хорошо: и речи, и цветы, и адреса, и полный зал, и аплодисменты. Потом слово взял Смыслов. И, говоря о своей жизни, постепенно перешел от шахмат к музыке. Увлеченно вспоминал о том, как он, уже знаменитый гроссмейстер, брал уроки пения, как проходил конкурс в Большой театр. С гордостью рассказал, что вот, недавно, одна звукозаписывающая фирма в Голландии выпустила его пластинку.