Креативы Старого Семёна

Наверное, думал я, это родовое свойство чиновника. Уж такие туда люди идут работать, что поделать.

Но если бы все было так просто!

Однажды в нашей заводской столовой, уборщица, протирая соседний стол влажной тряпкой и убирая грязную посуду, сказала мне со злобой:

— Нет, чтоб дома поесть, сюды ходют!

Еще, помню, как-то навещал я в больнице родственника. Он лежал в травматологии, со сложным переломом руки. В палате он был самый легкий больной, мог ходить. Остальные лежали в растяжках, по любому поводу должны были кого-то звать.

Сидим мы с ним в холле, на диване, разговориваем. Рядом с нами вяжет на спицах больничная нянечка. И из какой-то палаты женщина ее зовет отчаянным голосом:

— Няня! Нянечка!

Она, не прерывая вязания, повернула к нам голову и говорит:

— И чего кричат, чего кричат! Как будто у меня своих горей нету! Еще какие горя!

А однажды я слышал по телевизору, как знаменитая актриса сказала следующее:

— Терпеть не могу, когда публика после спектакля или концерта лезет на сцену со своими цветами! В грязной обуви!

Все запутано в этой жизни, ничего не поймешь.

В свое время я недолго проработал в одной спортивной конторе. К нам в комнату иногда заходил пожаловаться на жизнь футбольный судья, "махала". Был он человеком сильно пьющим. И однажды у него в голове разорвался какой-то сосуд. Его спасли чудом, привезли по "Скорой" в какой-то медицинский НИИ, где ему сделали уникальную операцию. Он выжил, и, более того, восстановился. Продолжал за очень неплохие деньги бегать вдоль футбольного поля, махать флажком, а в промежутках между матчами выпивать.

Раз в год его клали в тот самый институт, в неврологию, на обследование. Соседи по палате его иногда озадачивали.

"Собираюсь вечером я в магазин, - говорил он,- а там в палату мужика положили, после инсульта. Я ему говорю: - Мужик, я в магазин иду. На тебя брать? А он молчит, сказать-то ничего не может. И, главное, по глазам-то я вижу, что хочет выпить! Ну а вдруг все же не будет? Я ему - ну ты хоть моргни разок - дескать, брать. А два раза - значит, не брать. Нет, все без толку. Так я на него и не взял!"

Пили мы как-то чай на работе. И одна женщина говорит:

— Чай-то сегодня жидОк!

И я, несколько неожиданно для себя, обиделся и перестал с ней разговаривать. А она не очень поняла, за что. И пожаловалась подруге:

— И чего он на меня так разобиделся? Я ж ничего такого не имела в виду. Просто сказала, и сказала. И никаких предрассудков у меня нету на этот счет. У меня вон - у мужа мать еврейка!

— Погоди, погоди! – перебила ее подруга, - Погоди, это что же, это муж у тебя получается еврей? Ой, срам-то какой!

У меня был родственник, двоюродный дядя. Он играл на скрипке в оркестре Большого театра. Жил он с семьей в хорошей квартире, на Беговой улице. А мой родной дядя жил в Донецке. Раз в год он приезжал в Москву погостить, повидать сестер – мою маму и тетку. Останавливался у нас. Вечера, в основном, проводил на ипподроме. В Донецке ипподрома не было, а дядя был страстный игрок. На моей памяти он ни разу, правда, не выиграл. Возвращался вечером, ужинал, и начинал мне азартно объяснять, что вот если бы он ту лошадь связал с этой, то тогда бы… Потом долго молчал, и недоуменным тоном говорил:

— Вот Левка дурак! Живет рядом с ипподромом, хоть бы раз зашел!

Лет пятнадцать назад у моего начальника на персональном компьютере стояла еще досовская версия преферанса. Она была очень красиво оформлена. Выходил привратник, спрашивал ваше имя. Если вы пришли в первый раз, записывал вас в клуб. Приглашал войти. Дальше все было обычно – раздавались карты, вы играли. Выигрыши и проигрыши отражались на вашем текущем счете. Хотя все это было условно, никаких денег, разумеется, никто не платил и не получал.

И к начальнику моему бегал в обеденный перерыв приятель – поиграть в преферанс. Он был заядлый преферансист, да и вообще игрок. Поэтому к поединку с компьютером относился со всей серьезностью. Следил за своим счетом, радовался выигрышу, очень огорчался проигрышу. И как-то в обед он пришел, спросил у меня разрешения сесть за компьютер (начальника не было на месте), и сел играть. Играет он, играет, и падает на мизер. Причем неудачно. И начинает переживать – вот, была выигрышная пуля, а теперь…

Я ему говорю:

— Ну, ты не выходи из игры, а выключи компьютер, и счет твой не изменится.

— Думаешь?

— Да уверен!

Он так и сделал. Но когда в следующий раз он вошел в программу и сообщил свое имя, то на экране появился привратник, взял его – виртуального - за шиворот, и дал пинка.

И мужик расстроился невероятно. Долго меня ругал за неудачный совет. А потом еще и пожаловался моему начальнику:

—Представляешь, что он мне посоветовал! Выключи, говорит, компьютер! А когда я в следующий раз пришел, так вышел швейцар и надавал мне по жопе! И так больно!

И сказано это было так, что я понял: не врет. Ему действительно было больно.

В советские времена была такая статья в Уголовном кодексе: «хищение социалистической собственности в особо крупных размерах». Наказание по ней было суровое, вплоть до расстрела. Разумеется, расследование дел, подпадавших под эту статью, контролировалась вышестоящими милицейскими организациями.

Особо крупные размеры начинались с десяти тысяч рублей. То есть, если вы наворовали у государства на десять и более тысяч рублей, то подпадали под расстрельную статью. А у частного лица – сколько ни воруй, расстрел вам не грозил.

Когда в начале девяностых отпустили цены, то цифра эта – десять тысяч рублей - постоянно корректировалась. Но статья действовала. И вот однажды в нашем НИИ украли несколько персоналок и лазерный принтер. Из нашего отдела. Кто-то ночью взломал двери и унес. А персональные компьютеры тогда, в начале девяностых, были довольно дороги.

Утром вызвали милицию. Пришел старший лейтенант, осмотрел место происшествия, и попросил написать список: что украли, и сколько это стоит. Написали. Милиционер сложил стоимость украденных компьютеров и, осознав предстоящие заботы, изменился в лице.

— Что же вы, - сказал он, - что же вы людей… Что же вы людей-то под расстрел подводите!

Восхищенные стихи пишу

Про свою любимую обиду

Б.Слуцкий

За свою жизнь я сыграл множество турнирных партий. Разумеется, в любительских турнирах, на своем скромном уровне. И, наверное, сотни раз я останавливал часы в знак поражения. Проигрыши я переживал сильно, порой мучительно. Хотя, конечно, любой проигрыш заслужен. Даже если проиграл грубым зевком. Кто, кроме тебя, виноват в том, что ты ошибся? Это выиграть можно случайно.