Лидия Савельева - «Печаль моя светла…»

В эпоху глобализации, когда семейно-родовая память вообще в мире заметно стирается, уходя в прошлое, в частности, вместе с многомиллионными миграционными потоками, удерживать ее непросто. Да и авторитет великой русской культуры, к сожалению, переживает не лучшие времена. Вожделенная свобода перемещения как одна из главных завоеванных ценностей свободного человека парадоксально обернулась неожиданным ухудшением культурной привлекательности России в глазах соотечественников в первую очередь (!).

Но удержание памяти уходящих поколений должно стимулировать молодежь максимально использовать семейные возможности удлинения собственного жизненного срока. Ведь биографические факты, сцены жизни, быт и живые реакции близких, чувства своих родных, очевидцев или тем более реальных творцов прошлого (а это отцы, деды, даже прадеды), – все это бесценные источники достоверного познания мира, источники воображения, личного переживания событий прошлого, которые дают естественную возможность для собственных оценок, эмоций, глубоких впечатлений. А это как раз и составляет содержание жизни каждого, и ее так легко и интересно увеличить многократно! Потому и огорчает, и удивляет, когда слышишь, что взрослым детям не о чем разговаривать даже с матерью и отцом, не говоря о более старших членах семьи.

Обрыв же корней и традиций всегда порождает растерянность и внутреннюю интеллектуальную эмиграцию вместо (по точному определению академика Дмитрия Сергеевича Лихачева) «духовной оседлости личности». Очень тяжело и обидно именно филологу видеть тектонические сдвиги в том, что во все времена считалось нашей отечественной гордостью, то есть в непрерывной тысячелетней исторической традиции русской культуры в космическом пространстве культуры мировой.

Мне как филологу-русисту, посвятившему жизнь истории родного языка от древнейших славянских переводов с греческого (великого, необычайно развитого и основополагающего для культуры Европы) и берестяных грамот Русского Севера до языка Нового времени, это обидно вдвойне.

В мое студенческое время читающей была не только университетская молодежь. Читали все и везде: в трамвае, в автобусе, в магазинных очередях. А какие толпы собирались у дверей всех библиотек и читальных залов к началу их работы! За классикой и русской, и зарубежной охотились, и очень многие собирали по листочку макулатуру (некоторые даже закупали пачками дешевые общественно-политические брошюры) в обмен на книжный дефицит по талонам. И это при том, что в послевоенное время книгоиздательство заметно оживилось, расширилось и книги выпускались огромными тиражами. Во всяком случае, помню, что мы следили за поступлениями в Дом книги многих новых учебников для университетов, радуясь новым обобщениям колоссального материала, который до этого приходилось собирать по крупицам из многих источников. Так, в студенческие годы мною были приобретены, например, «Старославянский язык» С. Д. Никифорова, «Русское народное творчество» П. Г. Богатырева, учебники по исторической грамматике и лексикологии П. Я. Черных и Л. А. Булаховского, первый обстоятельный учебник по истории русского литературного языка И. В. Устинова, а по современному русскому языку – книги Е. М. Галкиной-Федорук, замечательный учебник коллектива авторов МГУ под ее же редакцией и др. Цены на книги тогда были вполне доступными, особенно в случае учебной литературы.

Разумеется, за 50–60 лет моей жизни культурная ситуация в России изменилась кардинально, и, конечно, прежде всего из-за всеобщей компьютеризации и новых цифровых технологий.

С острой завистью смотрю на открывшиеся возможности получения информации – добраться до нужной художественной или научной книги, статьи, любых изобразительных материалов, понимая, что огромное количество времени в молодости да и в зрелости было потрачено на саму дорогу к необходимому источнику. Это, конечно, качественно новая ступень прогресса, когда все культурные завоевания человечества находятся в шаговой доступности.

Однако эти же прекрасные завоевания обернулись для нас и проблемами.

Читающая Россия вдруг превратилась в Россию малограмотную, где интереснее и важнее всего смотреть движущиеся картинки телевизора, густо перемежающиеся с навязчивой рекламой, при этом удивительными темпами теряя способность слушать и слышать друг друга, а главное – самостоятельно думать . Подавляющее число молодежи ждет от жизни только развлечений, поскольку они всегда перед глазами. Электронная книга доступна, но, увы, не так привлекательна, как когда-то обычная книга для их дедов и прадедов.

Это у нас, в России, в 1909 году, почти через тысячу лет после начала многожанровой письменности, обращаясь к «Родному слову», внук крепостного, рабочий (!) Малышев писал и такое (цитирую только конец его «лирического сочинения»): «Русский язык! Как ты велик в своих божественных красотах. Как музыкально звучна, как сладостна из уст страдальца льющаяся твоя гармония! Как много чувств божественно-вольных возможно лишь в твою величественно могучую, красиво гибкую форму излить, великий, сладостно звучный, о божественно страстный русский язык…» 10 10 Цит. по: Горький М . О литературе. О писателях-самоучках. М.: Советский писатель, 1953. С. 106.

А кто теперь восхищается нашим родным языком, чувствует его редкое стилистическое богатство (а оно реально, так как становление нашего литературного языка – единственный известный в истории случай тесного многовекового слияния двух близкородственных языков, которое подарило множество словесных параллелей разговорного и высокого стиля, с конкретным и абстрактным значением)? Кто сейчас понимает и ценит в языке его аккумулирующую роль в истории тысячелетнего духовного опыта своего народа, кто осознает в родном слове уникальное свидетельство хода мысли наших предков (например, хотя бы слово-понятие «отдых» как заслуженная возможность отдышаться после трудов)? Жалкие единицы! Какую речь мы слышим, как унижаем на каждом шагу родной язык, предпочитая ему непременно заморские образцы вроде туманного и обманчивого «имидж» вместо двух ясных понятий с противоположным смыслом – «образ» и «личина» или же «бизнес» вместо «торговли» (непроизводительный труд) и самого «производства».

Смешно и горько мне было слышать недавно от явно одаренной шестилетней девчушки слова восхищения гармонией Баха: «Какой кайф !»

Мои размышления нисколько не противоречат твердому убеждению в значимости всех остальных языков мира, отражающих мировоззрение, историю и душу собственного народа. Человек столько раз человек, сколько языков он знает, – мысль не моя, но я полностью ее разделяю и глубоко понимаю отстаивание позиций родного слова каждым думающим на нем человеком.