Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

Васильчиков, говоря со мной, обвинял Проскурякова и полагал, что он по суду будет разжалован в рядовые. Я старался объяснить Васильчикову, что если бы мост был выстроен по проекту, утвержденному Главным управлением путей сообщения, то не произошло бы обрушения, что висячая часть моста была выстроена по его приказанию в противность утвержденного проекта. Он, не понимая меня, приказал принести чертеж моста в доказательство того, что проект утвержден, и объяснил, что по закону он имел право употребить до 600 р. из земского сбора на дополнительную работу. Я со своей стороны утверждал, что изменение, потребованное им в утвержденном проекте, могло быть допущено только по рассмотрении его Департаментом проектов и смет, который указал бы, как должно строить висячую часть, и затем не произошло бы ее падения. Я старался навести Васильчикова на мысль, чтобы он принял на себя часть вины и тем, не подвергая себя по своему положению ответственности, снял бы часть таковой с Проскурякова; но, при всей доброте Васильчикова, в начале мои старания были безуспешны. Васильчиков так сильно был раздражен против Проскурякова, что с удовольствием ожидал разжалования его в рядовые. Позвав последнего для дачи при мне объяснений, он обходился с ним высокомерно и с презрением. В кабинете Васильчикова вместе с нами был столоначальник Волынского губернского правления молодой человек с заметно хорошими способностями. При выходе Васильчикова со мною для прогулки по городу в передней его дома не было прислуги; упомянутый столоначальник, в присутствии моем и Проскурякова, надел калоши Васильчикову, который принял эту услугу, как что-то должное. На другой день я передал Проскурякову о раздражении Васильчикова против него, и он мне объяснил, что этому причиной местный жандармский полковник Ардаренко {428}(впоследствии архангельский губернатор), который имеет большое значение у Васильчикова, так что все губернские чины во всех случаях относятся к нему с особым подобострастием; ездят его поздравлять с большими праздниками, и что Ардаренко недоволен Проскуряковым за то, что он в этом не подражает другим чиновникам. Одна и та же история с инженерами путей сообщения повторяется во всех губернских городах; они не хотят кланяться губернаторам и другим лицам, имеющим значение в губернии, хотя их служебная деятельность большей частью так же не бескорыстна, как и других чиновников. Я обратил внимание Проскурякова на то, что когда мы накануне выходили из дома Васильчикова, то бывший у последнего такой же столоначальник, как и Проскуряков, бросился надевать калоши Васильчикову, что, конечно, я не учу его делать того же, но Васильчикову, который должен считать обоих столоначальников равными между собой, должна казаться странной разница между их обхождениями с ним, что если все и даже вице-губернатор ищут в жандармском полковнике, то я не вижу причины, чтобы и он, без унижения себя, не делал того же, что и я, для избавления его от беды, немедля поеду к Ардаренко просить быть за него ходатаем у Васильчикова. Я так и сделал, и действительно; вместе с Ардаренко уговорил Васильчикова принять часть вины на себя, что он и изложить в письме к Клейнмихелю. По приезде моем в Петербург и по объяснении последнему всего дела, он вздумал было отдать в приказе о неправильных действиях Васильчикова, но сейчас же раздумал и все, что относилось к Васильчикову, исключил из приказа, оставив в нем только изложение вины Проскурякова, при чем назначил выдержать его семь дней на гауптвахте. Итак, мои старания увенчались успехом; Проскуряков, подлежавший военному суду, подвергся только дисциплинарному взысканию.

Из Житомира в Петербург я ехал через Могилев на Днепре. В этом городе я нашел моего старого товарища по Институту инженеров путей сообщения, Н. Ф. [ Николая Феликсовича ] Ястржембского {429}, который, оставив занятия по званию профессора механики и строительного искусства, перешел на службу в VII (Могилевский) округ путей сообщения. Он имел большое семейство, жил в очень хорошем собственном доме и был при деньгах, которых, по-видимому, неоткуда ему было взять, как делая злоупотребления по состоявшему в его ведении шоссе; этими злоупотреблениями отличался VII округ путей сообщения; {некоторые подробности о них читатель прочтет в конце этой главы}. Впрочем, Ястржембский имел и другой источник для получения денег; это сильная картежная игра, но он, кажется, более проигрывал, чем выигрывал, тем неоднократно ставил свою семью в самое ужасное положение. Из Москвы до Луцка и обратно до Могилева я ехал в своем тарантасе, а оттуда до Петербурга поехал в почтовой карете; тарантас же оставил у Ястржембского с тем, чтобы он мне был доставлен при случае, но о нем не было более и помину; таким образом, состоя по особым поручениям у Клейнмихеля, я, при всей моей безденежности, принужден был бросить свои экипажи.

По возвращении моем в Петербург, в начале ноября, был пожар в Институте инженеров путей сообщения: обгорел незначительно паркет в кабинете помощника директора по учебной части [ Владимира Петровича ] Соболевского. Клейнмихель поручил директору Строительного училища полковнику (впоследствии генерал-лейтенанту) Лишину {430}и мне исследовать причины пожара. По сделанным нами допросам, мы не дознали причины пожара, но Лишин, который надеялся заменить [ Валериана Федоровича ] Энгельгардта в должности директора института, изыскивал разными путями способ доказать, что пожар произошел по непростительной неосторожности, в чем будто бы он убедился из рассказов обучавшегося в то время в школе гвардейских подпрапорщиков своего сына, который это слышал от другого его сына, обучавшегося в институте. Я объяснил Лишину, что мы можем делать наши заключения только по формальным показаниям, а потому не угодно ли ему будет при мне допросить своего сына, юнкера гвардейской школы, на что он не согласился. Затем мы представили Клейнмихелю все отобранные нами показания при мною редижированном и подписанном обоими нами рапорте, в котором изложили наше заключение, {основанное на полученных показаниях}. При открытии постоянного через Неву моста, Лишин сказал мне, что Клейнмихель положил на нашем рапорте резолюцию: «Я не верю обоим следователям». Я отвечал Лишину, что никогда не справляюсь о резолюциях Клейнмихеля на моих донесениях, а если он нам не верит, то не следовало ему назначать нас следователями.

В том же ноябре окончилась постройка постоянного на р. Неве моста. За несколько дней до открытия я зашел к его строителю Кербедзу, которого нашел не в духе. Он мне сказал, что он с самого начала устройства моста почти [80]ежедневно выслушивал всякого рода неприятности от Клейнмихеля и все терпел в виду желания окончить это важное дело, которое ему было поручено. Но теперь, когда оно окончено, Клейнмихель вывел его из терпения. Местность около строившегося моста была завалена огромной массой материалов, которые должно было свезти ко дню открытия моста. Для отвозки этих материалов был найден подрядчик за оптовую плату; за тем обязанность строителя моста заключалась только в том, чтобы подрядчик выставлял ежедневно такое количество лошадей, которыми можно было бы окончить очистку моста своевременно. Кербедз должен был представлять ежедневную ведомость о числе выставленных подрядчиком лошадей Клейнмихелю, который, не довольствуясь этим, поручил инженер генерал-майору Кролю {431}, человеку весьма дурной репутации, поверять показания Кербедза. В тот день, когда я пришел к последнему, Кроль нашел число лошадей, отвозивших материалы, несколько меньше, чем было показано в ведомости Кербедза. Последний не мог утвердительно сказать, солгал ли Кроль, чтобы подслужиться Клейнмихелю, или же недосчитал он лошадей по затруднительности их сосчитать во время работы, или действительно подрядчик уменьшил число лошадей после счета их Кербедзом. Клейнмихель призвал к себе последнего и очень грубо выговаривал ему за ложное показание лошадей в представленной ведомости. Кербедз не выдержал этого выговора и в первый раз дозволил себе отвечать Клейнмихелю. Он сказал, что свое дело, постройку моста исполнил с усердием, а очистку мусора, конечно, можно поручить и Кролю. Клейнмихель, не привыкший к подобного рода ответам, ушел из своего кабинета. Кербедз, не дождавшись его возвращения, также ушел.