Владимир Соколов - Пришёл солдат с фронта

Из того, что я рассказал о Викторе, вовсе не следует, что он был безобидным человеком, неспособным постоять за себя и за других. Когда надо, он мог быть даже резким и не боялся возражать начальству.

Однажды в обеденный перерыв я зашёл к Виктору потрепаться. На столе у него стоял перекидной календарь. Мне надо было что-то объяснить Виктору с помощью чертежа. Я оторвал из использованной части календаря листок и приготовился чертить. Пьяных спокойно отобрал его у меня и сказал: «Товарищ Соколов, если тебе нужна бумага, попроси, а не вырывай листки из чужого календаря». Когда Витя сердился на меня, он всегда называл меня «товарищем Соколовым». Так что при всей его доброте и терпимости, Пьяных отнюдь не был ягнёнком.

Расскажу об одной истории, характеризующий щепетильность Виктора в отношении эксплуатации дружеских отношений. В его Москвиче «полетело» сцепление, а завтра предстояла важная поездка. Надо было отремонтировать его сегодня, а был уже конец рабочего дня. Виктор пришёл ко мне и, описав ситуацию, попросил меня заменить диск сцепления. Работа в условиях его гаража была довольно тяжёлая, но выполнимая. Я знал, как это делается, потому что менял диск сцепления на своей машине. Виктор сказал, что это могли бы сделать механики из институтского гаража за восемьдесят рублей, но он не доверяет им и хочет, чтобы за те же деньги ремонт сделал я. Я согласился, но от денег отказался. Тогда Виктор заявил, что если я не возьму деньги, он позовёт механиков, потому что не может допустить, чтобы я бесплатно «корячился» над его сцеплением. Зная твёрдый характер Виктора, я уступил и взял деньги. Работа была закончена около двух часов ночи. Я зашёл к Виктору домой, мы выпили по стаканчику коньяка, после чего он посадил меня на такси, и я поехал к себе на проспект Энгельса.

Виктор умер, не дожив до XXI столетия. Причиной смерти было полученное на войне ранение. Когда я не знаю, как поступить в отношениях с людьми, я задаю себе вопрос: « А как поступил бы на моём месте Виктор?». Если из-за отсутствия выдержки или по другой причине я всё-таки совершаю дурной поступок, мне становится стыдно перед памятью друга.

В 1959 году меня с Виктором командировали в Херсон. Там построили новое здание телецентра, и надо было установить и настроить студийную аппаратуру. После Москвы это была уже привычная работа.

Когда настройка была практически завершена, и состоялся пробный запуск телецентра, к нам пожаловал сам секретарь Херсонского горкома КПСС. Осмотрев телецентр и выслушав мои пояснения, касающиеся работы студийной аппаратуры, он пригласил меня в кабинет директора и стал расспрашивать меня о семейном положении, о зарплате и об условиях жизни в Ленинграде. Узнав, что я живу в коммунальной квартире в одной комнате с женой, мамой и сыном, секретарь райкома прекратил расспросы и сказал: «Что вы держитесь за Ленинград? Переезжайте с семьёй к нам в Херсон. Мы дадим вам для начала двухкомнатную квартиру в центре города. Будете работать главным инженером телецентра. Зарплата будет в два раза больше, чем вы сейчас получаете. У нас прекрасный климат, природа, рыбалка в устье Днепра. Приобретёте моторку. У нас почти у всех моторки. Нет лучше отдыха, чем на воде. Соглашайтесь. Кроме того, вы будете номенклатурным работником, а это перспектива роста. Подумайте, посоветуйтесь с семьёй, и, если решите, позвоните мне».

Я представил себе набережную Невы, Зимний дворец, Адмиралтейство, стрелку Васильевского острова, вспомнил, как на войне в Восточной Пруссии, чёрными зимними ночами, я мечтал о возвращении в Ленинград, и отказался от предложения секретаря райкома.

Командировкой в Херсон я воспользовался, чтобы навестить дядю Женю, старшего из маминых братьев, который жил с семьёй своей дочери Нины в Николаеве. Я съездил к ним на автобусе и сфотографировал всю семью. Мама была очень довольна.

Мне нравилась моя работа в 12 отделе, я был увлечён ею, она давала мне чувство удовлетворения собой. Было и признание в научных кругах. Меня не устраивала только моя зарплата. Дело было не только в материальных потребностях. Моя жена зарабатывала больше меня. Это задевало моё самолюбие. К тому же, мне была неприятна зависимость от Гуревича, который регулярно ставил свою фамилию, как соавтор моих статей. Избавиться от неё было практически невозможно. Это считалось нормой. Поняв, что в 12 отделе в обозримом будущем нет никакого просвета в этих делах, я решил перейти с повышением в НИИЭЛП 2 2 ВНИИЭЛП — Всесоюзный научно-исследовательский институт электронно-лучевых приборов , сохранив при этом характер работы. ЭЛП — это электронно-лучевые приборы. На этом предприятии, кстати, работала моя жена. Мы уже договорились с главным инженером НИИЭЛП о моём переходе, но судьба распорядилась иначе.

В сентябре 1960 года я явился к заместителю директора по кадрам и режиму (имеется в виду режим секретности) Ивану Павловичу Серову и положил ему на стол заявление с просьбой уволить меня из института «по собственному желанию». Прочитав заявление, он спросил о причине моего «желания». Я честно ответил на его вопрос. «А куда вы собираетесь переходить?», — поинтересовался Иван Павлович. Зная пакостный характер таких начальников и их возможности «подложить свинью», я ответил: «Этого я вам не скажу». Подумав, Серов спросил: «А если мы дадим вам должность старшего инженера в другом отделе, вы согласитесь остаться?» — «Это зависит от того, какую работу вы мне предложите». Серов снял трубку и позвонил начальнику моей лаборатории Кодессу: «У тебя работает инженер Соколов. Что ты можешь сказать о нём?» Трубка говорила громко, и я слышал, как Кодесс вовсю расхваливал меня. «Если он такой хороший, — перебил его Серов, — то почему же ты его не повышаешь. Других повышаешь, а его обходишь. Вот он и подал заявление об уходе из института. Мы его заберём у тебя».

Снова обратившись ко мне, Иван Павлович сообщил, что министр приказал открыть в институте новое направление научно-исследовательских и практических работ: обеспечение надёжности телевизионной аппаратуры. В первую очередь, конечно, космической и военной. В чём состоит суть работ этого направления, и что надо делать, никто в институте не знает. Известно только, что вопросами надёжности интенсивно занимаются американцы.

Серов предложил мне должность старшего инженера-исследователя с окладом 180 рублей в месяц (как у Берлина, — тщеславно подумал я). Он объяснил мне, что на первых порах я должен изучить все доступные материалы по проблемам надежности и представить на утверждение главному инженеру института план работ и проект штатного расписания подразделения, которым я буду руководить.