Владимир Соколов - Пришёл солдат с фронта

Работы было много, работать было интересно. Однако не всегда всё шло гладко, случались и неприятные ситуации.

15 июля 1975 года должно было совершиться важное историческое событие: пилотируемый полёт и стыковка советского и американского космических кораблей «Союз» и «Аполлон». Наша аппаратура должна была передавать с орбиты миллионам телезрителей советско-американскую встречу в космосе.

ЦК КПСС и Советское правительство придавали этому проекту огромное политическое значение, так как, с одной стороны, он демонстрировал ослабление «холодной войны», а с другой стороны, показывал миру наши достижения в космической технике. Поэтому разработка и изготовление аппаратуры для «Союза» велись с особой тщательностью. Аппаратура имела статус военной, и каждый этап работы контролировался представителями военно-космического ведомства — «военпредами». Все операции по обеспечению надёжности протоколировались, и протоколы подписывались мною и военпредами.

В Москве была создана специальная правительственная комиссия, состоящая из высоких партийных руководителей и академиков для наблюдения за реализацией проекта. В канун запуска в Москву были вызваны главные конструкторы аппаратуры, которой был оснащён «Союз». От нас поехал директор ВНИИТ Игорь Александрович Росселевич, который произвёл себя в главные конструкторы. Была в то время такая «мода» среди директоров. Зачем они это делали? Ответ прост: а вдруг за этот заказ дадут Ленинскую премию или, хотя бы, наградят орденами.

И вот наступило 15 июля 1975 года. В 15 часов 20 минут с космодрома Байконур стартовал «Союз-19», который вывел на орбиту пилотируемый аппарат с космонавтами Алексеем Леоновым (командир) и Валерием Кубасовым (бортинженер). Все средства массовой информации сообщили об этом событии. Через несколько часов стартовал «Аполлон» с астронавтами Томасом Стаффордом (командир), Вэнсом Брандом и Дональдом Слейтоном.

Мы с напряженным вниманием следили за развёртывающейся эпопеей с помощью СМИ, а главный инженер Павел Иванович Коршунов сидел в своём кабинете у телефонов в ожидании сообщений из Москвы от Росселевича и с Байконура, где находилась бригада наших инженеров. Неожиданно в конце рабочего дня он вызвал меня к себе и сказал: «Звонили из Байконура. Наша аппаратура отказала. Нет картинки. Жду звонка из Москвы от директора. Туда уже сообщили о ЧП. Не уходи с работы, можешь срочно понадобиться. Оставь нужных тебе людей, остальных отпусти домой».

Я возвратился в лабораторию и стал ждать развития событий. На душе было противно. Около полуночи меня снова вызвал Коршунов. Он сообщил мне, что аппаратура работает. Есть картинка. Наши ребята на Байконуре связались с «Союзом», и космонавты по указаниям с земли устранили неисправность.

Однако факт отказа аппаратуры был зафиксирован. Кто-то из членов правительственной комиссии, взглянув на общую схему, заявил, что наша аппаратура спроектирована безграмотно, потому и отказала. Комиссия затребовала всю документацию по надёжности аппаратуры: расчёт надёжности, обоснование схемы резервирования, карты проверки режимов работы всех радиодеталей, протоколы испытаний аппаратуры на надёжность, а также на физико-механические и климатические воздействия.

«Мы должны доказать комиссии, — сказал Коршунов, — и прежде всего академикам, мнение которых будет иметь решающее значение, что проектирование и изготовление аппаратуры выполнено с точки зрения надёжности грамотно и в полном соответствии с требованиями технических условий. Иначе наши дела плохи. Завтра в три часа дня материалы должны быть отправлены со спецкурьером в Москву».

Мы принялись за дело. Надо было скопировать все документы для комиссии. Машбюро принимало от нас работу без очереди. Кроме затребованных материалов, я подготовил ещё обширную пояснительную записку, чтобы «академикам» и партийным деятелям было легче разобраться в этой груде бумаг и убедиться в правильности нашего подхода к обеспечению надёжности. Я считал, что эта записка будет играть главную роль, и отрабатывал её с особой тщательностью.

Работа приближалась к завершению, но тут произошло совершенно невероятное событие: обнаружилась пропажа протоколов испытаний на надёжность блоков аппаратуры. Таких протоколов было четыре комплекта. Предполагалось, что два комплекта должны были храниться у военпредов, а другие два — в группе испытаний лаборатории надёжности, которую возглавляла Анна Владимировна Белотицкая. Военпреды утверждали, что все четыре комплекта находились в лаборатории надёжности, а Белотицкая доказывала, что они были у военпредов. Поиски не дали результатов. Протоколы исчезли. Это была катастрофа. К счастью, среди моих бумаг сохранились написанные от руки черновики протоколов. И опять же к счастью, старший военпред оказался решительным человеком. Он собрал своих подчинённых и, описав ситуацию, предложил им подписать протоколы, отпечатанные с моих черновиков, поставив дату, соответствующую реальному времени проведения испытаний. «Формально это, вроде бы, подлог, а по существу всё правильно. Ведь вы, конечно, помните содержание пропавших протоколов, под которыми стояли ваши подписи», — пояснил он. Подчинённые согласились.

На следующий день документы со спецкурьером поехали в Москву. А через несколько дней главный инженер позвонил мне по телефону и сказал, что комиссия ознакомилась с моими материалами и пришла к такому заключению: «Разработка и изготовление аппаратуры выполнены на высоком техническом уровне с использованием современных методов обеспечения надёжности. Отказ аппаратуры следует считать случайным, возникшим из-за скрытого дефекта радиодетали». «Молодец, поздравляю с успехом!» — добавил в мой адрес главный инженер.

Описанные выше события были известны всему институту. Невозможно утаить то, что знают десятки людей. Когда произошёл отказ нашей аппаратуры, пошёл слушок, что вряд ли Росселевич останется директором института. Для этого «слушка» были веские основания. Кто знаком с нравами той эпохи, поймёт это. Но всё закончилось благополучно, благодаря положительному заключению комиссии.

Зоя Иосифовна, редактор журнала «Вопросы радиоэлектроники» и знаток психологии «руководителей», сказала мне: «Росселевич никогда не простит вам того, что вы спасли его». Мне показалось нелепым её утверждение. «Вы плохо знаете психологию этих людей, — возразила она, — им кажется унизительным быть обязанным чем-то своим подчинённым. Вы нормальный человек и потому не можете этого понять».

Зоя Иосифовна оказалась права. Росселевич вернулся из Москвы триумфатором. Министр выделил деньги для премирования всех участников проекта «Союз — Аполлон» (в том числе и «главного конструктора» Росселевича).