Владимир Соколов - Я ничего не придумал

18 октября 1944 года мы пересекли границу Германии, вошли на территорию Восточной Пруссии и заняли немецкий город Бильдервайтшен. Мы в Германии! Странное состояние. Сочетание радостного возбуждения с ощущением какой-то нереальности происходящего.

Ещё свежи были в памяти 1941 и 1942 годы: немцы под Москвой, на Волге под Сталинградом, на Кавказе. Признаться, я в те страшные годы не думал, что когда-нибудь войду с войсками в Германию. Я не хочу сказать, что не верил, а именно не думал. Я находился просто в состоянии какого-то оцепенения, как и большинство людей. До войны нас убеждали, что Красная Армия самая сильная, и мы будем бить врага на его территории. Мы верили этой пропаганде. Никто не ожидал такого трагического хода событий и не понимал, что же будет дальше. Это после победы многие заговорили: «мы всегда были уверены, мы мечтали, мы знали и т.д.».

И вот теперь я стою на улице немецкого города. Дома из красного кирпича, красная черепица. Вывески, написанные по-немецки готическим шрифтом. В воздухе носится пух из немецких перин. Пахнет как-то не так, как в наших городах. Таково первое впечатление, сохранившееся в памяти.

Жителей не видно. Немцы старались эвакуировать людей из районов боевых действий. А те, кто не эвакуировался, убегали перед нашим приходом.

Заходим в дом. Роемся в шкафах без определённой цели — больше из любопытства. Мне попался кусок фланелевой ткани. Взял на портянки.

Кстати, не смейтесь над портянками. Они гораздо удобнее в полевых условиях, чем носки, которыми пользовались немцы. Портянки лучше защищают ноги от холода зимой. В слякоть любые сапоги промокают. Промокшие портянки можно перемотать сухим местом к стопе. Дырка в носке сотрёт ногу. В портянках дырок не бывает. И, наконец, носки нужно иметь в запасе, а материал для портянок всегда найдётся.

Поскольку я знал немецкий язык, меня больше интересовали книги, документы и фотографии. За стеклом книжного шкафа стоял портрет молодого человека в форме СС. Видимо, в доме жили его родители. В шкафу я нашёл томик «Фауста» Гёте в карманном оформлении, выпущенный для солдат издательством полевой почты (Feldpostausgabe). Находка очень обрадовала меня. Я носил её в кармане до окончания войны и привез с собой в Кувшиново после демобилизации. К сожалению, книжка выпала у меня из кармана и утонула в выгребной яме провинциального туалета.

Другой «трофей» хранится у меня до сих пор. Среди книг я нашёл нечто вроде учебника по военному делу. Из него я вырвал лист, на котором были изображены униформы, знаки различия и флаги всех родов войск германских вооружённых сил.

Моё внимание привлекла стоявшая на полке книга « Mein Kampf» Адольфа Гитлера. Об этой книге все слышали, но никто её не читал, кроме тех, «кому положено». Мне было очень интересно узнать, что в ней написано и почему её нельзя читать простому советскому человеку. Однако не могло быть и речи о том, чтобы взять « Mein Kampf» с собой: это немедленно через «стукачей» стало бы известно «кому следует», и лет пять концлагерей мне были бы обеспечены. Книга была довольно объёмистая. Из-за недостатка времени я смог лишь бегло пролистать её, стоя у книжного шкафа, да ещё оглядываясь: не видит ли кто-нибудь, что за книгу я читаю. Страх перед доносом постоянно гнездился в нашем сознании.

Вскоре я и мои товарищи поняли, что разрешение брать трофеи нам, солдатам, почти ничего не даёт. Где нам хранить немецкое барахло? В танке даже для снарядов места не хватает. Остаётся вещмешок. Много ли в него положишь. Да и таскать его надо на себе. Один немолодой сержант набил вещмешок иголками для швейных машинок и для ручного шитья, найденными на каком-то складе. Он считал, что розничная продажа иголок позволит ему после демобилизации длительное время кормить своё семейство. Может быть, он был прав, и мы зря смеялись над ним.

В общем, нам стало ясно, что реально воспользоваться разрешением брать трофеи могут только начальники достаточно высокого ранга, располагающие транспортом.

После Бильдервайтшена нам было приказано продвинуться в направлении Зодарген, Варнингкен и занять оборонительную позицию в поле в 7км юго-восточнее Пилькаллен. 1 ноября 1944 года полк занял указанную позицию.

Фронт перешёл к обороне, чтобы подготовиться к штурму основных укреплений на пути к Кёнигсбергу.

Я думаю, читатель уже догадался, чем мы занялись в первую очередь.

Правильно! Мы стали рыть окопы для танков. Поскольку приближалась зима, появились дополнительные земляные работы. Надо было вырыть в окопе траншею в рост человека, направленную вдоль окопа. Назначение её состояла в том, чтобы можно было подойти к железной печке, которая устанавливалась под днищем танка в том месте, где расположена водяная помпа. Эта печка подогревала днище танка и препятствовала замерзанию остатков воды в помпе. Замёрзшая вода могла вызвать поломку помпы во время запуска двигателя. Можно обойтись и без печки, если периодически заводить и прогревать двигатель. Но при длительной стоянке выгоднее пользоваться печкой. И горючее не расходуется, и моторесурс двигателя сохраняется.

Танки располагались в одну линию на расстоянии двадцати метров друг от друга, чтобы уменьшить риск одновременного поражения двух машин одним снарядом или бомбой. Пушки были обращены в сторону фронта. Таким образом, протяжённость расположения роты, состоящей из десяти танков, была более двухсот метров.

Передовая находилась на расстоянии 7 км от нас. Оттуда постоянно доносилось погромыхивание артиллерии. В тёмное время суток небо над передовой, расцвечивалось трассами пуль, сигнальными ракетами и «фонарями». «Фонарями» назывались немецкие осветительные ракеты, которые опускались на парашютах и очень долго освещали местность. Было очень красиво.

Позади танков находились землянки, в которых жили экипажи. При слове «землянка» читатель может представить себе нечто неуютное, холодное, сырое. Конечно, это не дом, хотя бы потому, что в землянке нет окон. Но в ней, благодаря железной печке, тепло и сухо в любой мороз. Стены выложены брёвнами. Потолок тоже из брёвен. Иногда, если есть опасность артобстрела, двойной или даже тройной. Помните, как поётся в песне: «Землянка наша в два наката…». Сверху все засыпается землёй. Яму для землянки копает экипаж, а квалифицированную плотницкую работу выполняют сапёры. В полку был сапёрный взвод.

Когда наступили холода, начальство приказало протапливать печки под танками круглосуточно. По очереди мы выполняли функции «истопников». Официально «истопники» назывались дневальными. Один дневальный на взвод, т.е. на три машины. Дежурство было суточным. Дрова сгорали быстро, как следует выспаться было невозможно.