Владимир Соколов - Я ничего не придумал

Для топки печек под танками и в землянках нужны были дрова — много дров. «Лесоповал» был неприемлем — сырые дрова не горели. Выход был один: использовать деревянные части брошенных немецких домов и других строений. Дома у немцев, к сожалению, кирпичные, и дерево используется в них только для полов и стропил, поддерживающих крышу. Превратить стропила в дрова было нелёгким делом. Надо было сперва опустить крышу на землю. Пробовали разные методы. Наезжали танком на углы дома, чтобы обрушить его. Но дом почему-то не хотел обрушиваться. Более удачным оказался следующий способ: один конец троса прикреплялся к балке стропил, а другой — к танку, и крыша оказывалась на земле. После этого крышу разделывали с помощью ломов, топоров и двуручных пил. Танкисты в обороне без дела не сидят.

В общем, мы жили без особых забот, настроение было хорошее. Чтобы меня не обвинили в нарочито бодром тоне, а иногда и в надуманном романтизме, считаю нужным напомнить «о времени и о себе».

Шёл 1944 год, и мы стояли в Германии. Даже в 1943 году, когда я впервые попал на фронт, наша армия уже не отступала, как в 1941—1942 годах. На земле и в воздухе ощущалось превосходство наших сил. Был высокий уровень доверия к командованию, которое научилось воевать. Мы, а не немцы решали теперь, когда и где наступать. Несмотря на то, что враг умело и упорно сопротивлялся, была твёрдая уверенность в близкой победе и окончании войны. Всё это способствовало хорошему настроению.

Кроме того, мы были молоды и здоровы. Отсюда оптимизм и склонность к романтическому восприятию жизни. В танковые войска не брали сорокалетних «стариков». Большинству из нас было от 19 до 24 лет. Значительная часть экипажей танков состояла из бывших десятиклассников или студентов вузов. Командиры рот могли быть и постарше.

В свободное от работы время, особенно по вечерам, мы собирались группами в чьей либо землянке, разговаривали на разные темы, шутили, «травили» анекдоты и т. д. Однажды тёмным зимним вечером мы засиделись «в гостях» у командира роты, землянка которого располагалась на левом фланге расположения танков. Выйдя из землянки, мы услышали странные крики, доносившиеся с другого конца расположения. Кто-то звал командира роты. Когда мы вместе с ним пошли на крик, нам представилась такая картина: позади землянок стоял часовой с автоматом, направленным в сторону человека в белом, который всё время повторял: «Серёгин, ты что, не узнаёшь меня?», на что Серёгин (так звали часового) неизменно отвечал: «Стой, стрелять буду!».

Человек в белом был лейтенант, командир танка. Он был в одном исподнем и в сапогах на босу ногу. Серёгин заметил, когда тот пошёл в туалет, но не подал вида, а когда лейтенант возвращался, часовой остановил его окриком: «Стой! Кто идёт? Пароль!» Пароля лейтенант не знал, а Серёгин упорно не хотел узнавать командира по голосу. Ротный приказал часовому отпустить офицера.

Старший сержант Серёгин объяснил командиру роты, что он не видел, когда командир выходил из землянки, а заметив в темноте идущую к танкам белую фигуру, остановил её, как положено по уставу, и готовился уже уложить на землю, но тут подошли мы. Голос лейтенанта он, якобы, не узнал.

В действительности дело было в следующем. В экипаж, где Серёгин был командиром орудия, прислали нового командира, бывшего милиционера, которого за какую-то провинность отчислили из милиции, переучили на командира танка и отправили на фронт. Он повёл себя в экипаже заносчиво в отношении сержантов, к чему мы не привыкли. А когда он съел без участия экипажа свой офицерский доппаёк, чаша терпения переполнилась, и было решено проучить лейтенанта. Тимофей Серёгин, слегка хулиганистый и никогда не унывающий балагур, был мастер на такие проделки.

Этот офицер так и не нашёл контакта с танкистами, и был вскоре откомандирован из полка.

Новый, 1945 год, мы встречали салютом из всех видов оружия. Передовая тоже осветилась разноцветными ракетами и трассами зениток. Немцы затихли и прекратили обстрел наших позиций.

Иногда наша несколько однообразная жизнь оживлялась незначительными, но интересными событиями. Однажды ясным морозным днём в небе появились наши самолёты с не совсем обычными опознавательными знаками, летевшие в направлении фронта. Знающие люди объяснили: это французская эскадрилья «Нормандия-Неман» летит знакомиться с линией фронта. Мы, конечно, задрали головы и стали с интересом наблюдать за французами. Вдруг один, а за ним другой самолёт отделились от строя, сделали разворот и дали очередь из пушек по нашему расположению. К счастью, вреда они нам не причинили. По дороге, проходившей рядом с нами, ехал виллис со знаками «Нормандии» на борту. Когда начался обстрел, авиационный полковник, сидевший в машине, выскочил из неё и лёг прямо в грязь, а потом долго матерился в микрофон рации. Видимо, он руководил полетом с земли.

Другим поводом для развлечения был приезд из Москвы жены командира полка. Жену привез капитан, начальник боепитания полка, в своём автофургоне. Не знаю, то ли прямо из Москвы, то ли с ближайшей железнодорожной станции. Штаб полка и резиденция командира полка находились в домах на холме, метрах в пятистах позади расположения танков.

На следующий день погода была прекрасная, и командир полка решил познакомить свою жену с боевой техникой. Она явилась не одна, а в сопровождении немецкой овчарки. Подполковник Жог приказал вывести свой танк из окопа и поставить его для осмотра на возвышенном месте. Потом был произведён выстрел из пушки в направлении немецких позиций. Это было великолепное зрелище. Собака выражала свой восторг лаем. На следующий день фургон был загружен трофеями, и жена подполковника Жога отбыла с собакой в Москву в сопровождении начальника боепитания полка.

Так мы жили более двух месяцев. Получали положенные фронтовые сто граммов в день, мылись в бане, к нам приезжали артисты.

Хозяйственными делами в роте заведовал старшина Вася Вишняков. Родом он был из глухой сибирской деревни. Он был нетороплив, важен и твёрд в убеждениях. Именно благодаря последнему качеству я запомнил Васю на всю жизнь. Как-то зашёл разговор о вшах, с которыми в армии шла непримиримая борьба. Я сказал, что до войны я видел это насекомое только на картинках. « Этого не может быть, — авторитетно заявил Вася, — на человеке всегда можно найти хоть одну вошу». Сбить его с этой позиции было невозможно даже коллективными усилиями.

Вечером 12 января 1945 года нас построили в каре в поле, и командир полка зачитал приказ о начале Восточно-Прусской операции, имеющей целью разгром немецких войск в Восточной Пруссии и овладение её столицей городом Кёнигсберг. Главный удар будет наноситься с востока 3-м Белорусским фронтом (Инстербургско-Кёнигсбергское направление).