Владимир Соколов - Я ничего не придумал

Однажды мы были на марше почти целый день. К вечеру подъехали к металлическому мосту через реку. За мостом был город. Предполагалось, что мост мог быть заминирован. Командир сапёрного взвода, лейтенант Яковлев, бывший студент Политехнического института в Ленинграде, поднялся на мост и обнаружил на его фермах взрывные устройства с подсоединенными к ним проводами. Яковлев обрезал провода. После этого танки беспрепятственно переправились через реку Прегель и оказались на окраине города Инстербурга. Это было 21 января 1945 года.

Почему немцы не взорвали мост, я не знаю. Может быть, у них был приказ взорвать его, когда по нему пойдут танки. «Ляпы» бывают не только у нас, но и у немцев.

Вступление в город было назначено на завтрашнее утро, а пока мы с интересом осмотрели окрестности. Создавалось впечатление, что немцы покинули город совсем недавно, после нашей переправы через Прегель. Я увидал вывеску «Feinbдckerei», что по-нашему означает «Кондитерская пекарня». Входим и видим: разогретые электрические печи, кули с мукой, банки с разнообразными вареньями и сгущённым молоком, сливочное масло (или маргарин — кто его знает). Нашлись мастера, и пироги удались на славу.

Утром вошли в город и стали медленно продвигаться по улицам. Опасались немцев, вооружённых фауст-патронами. Фауст-патрон — это индивидуальное средство борьбы с танками, которое стреляет гранатами кумулятивного действия на расстоянии нескольких десятков метров. Очень опасен для танков.

Впереди нас двигались автоматчики. Подполковник Клюев шёл вместе с танками. Периодически он поднимался на чердак какого-нибудь дома и сверху наблюдал за тем, что делается на тех улицах, по которым нам предстоит двигаться. Поднявшись на очередной чердак, подполковник заметил, что из чердачного окна дома на другой стороне улицы немец наблюдает за нашими танками. Клюев попросил ординарца дать ему автомат, чтобы застрелить немца, но немец тоже заметил Клюева и опередил его. Так погиб всеми любимый подполковник Клюев. Он был похоронен в литовском городе Каунасе.

22 января 1945 года Инстербург был очищен от немецких войск. Приказом Верховного Главнокомандующего всем, кто участвовал в овладении городом Инстербург, была объявлена благодарность. Москва салютовала нам 20-ю артиллерийскими залпами из 224-х орудий. У меня тоже есть благодарность за Инстербург.

Серьёзных боёв непосредственно за город не было, но чтобы овладеть им, надо было прорвать мощную систему обороны и разгромить Тильзитско-Инстербургскую группировку немецких войск.

После Инстербурга полк принимал участие в «разрезании» восточно-прусской группировки немецких войск с выходом к Балтийскому морю юго-западнее Кёнигсберга. Опять были бои — удачные и не удачные. Горели танки, гибли танкисты. Нас периодически выводили на отдых и формировку. Прибывали новые танки с экипажами. Начальство предпочитало заменять новичков уцелевшими опытными танкистами. Не буду рассказывать детально об этом этапе операции — он мало чем отличается от того, что я уже описал. Хочу лишь подчеркнуть, что потери людей и техники у нас, воевавших на ИС-122, были гораздо меньше, чем в «тридцатьчетвёрочных» частях. Почти у каждого завоёванного населённого пункта было «кладбище» из сгоревших Т-34 с печально опущенными стволами пушек. Стволы опускались из-за нагрева подъёмного механизма.

23 февраля в г. Мельзак был смертельно ранен осколком снаряда командующий фронтом генерал армии Иван Данилович Черняховский. На его место был назначен маршал Василевский Александр Михайлович.

В одном населённом пункте, кажется, это был Ланк, после дневных боёв мы ночевали на полу в немецком доме. Ночь была тёмная. Немцы всё время обстреливали взятый нами городок. Снаряды рвались то вдалеке, то совсем рядом с домом. Мы уже привыкли к этому и, можно сказать, смирились. Будь, что будет.

Вдруг среди ночи является ординарец начальника штаба и говорит: «Соколов, тебя вызывает майор Демьяненко». Идем в штаб. Штаб размещается в подвале. Там тепло и светло. Горит электрическая лампочка. Ток даёт передвижная электростанция, стоящая во дворе. За столом, в белоснежной рубашке, сидит майор Демьяненко, и стоит какой-то лейтенант. Докладываю о прибытии и ожидаю разъяснений о причине вызова.

Дело оказывается в следующем. Несколько дней назад экипаж одного из танков во время боя явился на командный пункт и доложил, что их танк сгорел. Когда наши продвинулись вперёд, то выяснилось, что танк повреждён, но не сгорел, и танкисты не должны были покидать поле боя. Экипаж пошёл под трибунал, а на полку осталось позорное пятно. Прошедшим днём из боя вышел экипаж другого танка и тоже доложил, что их танк сгорел. Лейтенант, которого я увидел в штабе, был командиром этого танка. Из-за предшествующего случая ему не поверили на слово.

Майор Демьяненко приказал мне отправиться на место боя, убедиться, что танк сгорел (или не сгорел), и доложить об увиденном. Лейтенант должен был показать мне дорогу к танку. Я был возмущён нелепостью задания, но в армии, да ещё во время войны, приказы не обсуждаются.

Мы двинулись в путь. Улица, по которой мы шли, методично обстреливалась немецкой артиллерией. Вот раздался вой приближающегося снаряда. Мы плюхнулись в кювет, заполненный грязью. Снаряд разорвался на дороге, где мы только что находились. Вернувшись на дорогу, мы увидели неприятную картину: там лежала лошадь с развороченным брюхом, а рядом с ней мёртвый ездовой.

Вскоре мы вышли на окраину города и пошли по просёлочной дороге в направлении взлетающих немецких осветительных ракет. Когда мы приблизились к немцам достаточно близко, лейтенант сказал: «Дальше я не пойду. Я и так еле ноги унёс оттуда. Видишь, впереди дом и сарай? За сараем стоит наш танк. Он сгорел. До немцев оттуда меньше ста метров. Если не веришь мне — иди, а я тебя здесь подожду». Я задумался. Лезть к немцам мне не хотелось. А вдруг лейтенант врёт, и танк не сгорел? Тогда я вместе с ним пойду под трибунал. Надо идти. В те мгновения, когда одна ракета гасла, а другая ещё не засветилась, я бегом, согнувшись, продвигался вперёд и падал в грязь, дожидаясь следующей возможности. Немцы были совсем близко. Местность освещалась «фонарями» настолько ярко, что если бы я зашевелился, то был бы обязательно обнаружен и застрелен. Наконец я у цели. Танк действительно сгорел. От взрыва боеприпасов у него оторвало днище. Башня прострелена насквозь. Повезло ребятам, что уцелели. Они днём отсиделись за сараем и только вечером выбрались с передовой. Я вернулся к ожидавшему меня лейтенанту, и мы отправились в обратный путь.

Грязный, как свинья, и злой, я доложил майору Демьяненко о состоянии танка. Выслушав, он произнёс только одну фразу: «Можете отдыхать». Я не любил майора Демьяненко. И он меня тоже. Но он вычёркивал меня из наградных списков, а я не мог его вычеркнуть.