Нина Узикова - Запоздалый дневник

Храма в деревне не было, он был переделан в клуб. В церковь ходили за 30 километров в другой район, или за 100 километров в Красноуфимск.

Однажды, где-то в 1947 году летом бабушка Степанида взяла нас девченок в церковь в селе Ярославка. Надо было пройти приблизительно тридцать километров пешком. Была какая-то праздничная служба. В церкви было очень красиво. Она никогда не закрывалась, была деревянной. Помню, впечатление, которое произвело на меня причастие. Я несколько дней после этого думала — я не буду больше грешить, буду слушать родителей, не буду врать, хулиганить. И вот я думаю, что если это влияние было бы ежедневным, то не знаю, была ли я такой упорной атеисткой.

Случай, произошедший где-то в 1946—47 году весной в бурное таяние снега и затопленных лугов и Шигили. До сих пор в снах в снах в той или иной вариации этот сон повторяется.

Видимо это было в весенние каникулы. Мама послала меня в магазин за пуговицами. Я ушла из дома, когда Шигиля у моста шла под ним. Я спокойно перешла мост и пошла в магазин. Ходила долго, под вечер возвращаюсь и вижу, что бурный поток, не пробив себе дорогу под мостом, рванулся рядом в бок, через дорогу. Как перейти? Для взрослых перекинута тоненькая жердочка с моста до огорода, по ней переходят люди. Решилась и я.

Дошагнула до середины, поскользнулась и упала на спину в бурный ледяной поток. Успела ухватиться за жердочку, она не держит и уже хочет оторваться вместе со мной. Я не могу встать, сапожки скользят по льду. На берегу стоит какой-то парень и хохочет. Женщины на другой стороне кричат ему — держи жердь! До него дошло, придавил ногой жердь, мне удалось встать. Я вымокла с головы до пяток. Даже в таком виде не решилась переходить на домашнюю сторону, а пошла домой к однокласснице. Они жили рядом с Шигилей, напротив почты.

Хорошо, что дома были мать и подружка Зоя. Все с меня сняли, и я легла на печь. Подсохнув, я перешло в другой дом, уже к нашим семейным друзьям и решила там переночевать. Дома, недождавшись меня, послали Таню за мной. Поздно вечером она нашла меня и повела домой, опять через эту Шигилю, но в другом месте — около Терентьевых было перекинуто толстое бревно через бурную горную речушку.

Со страхом я вслед за Таней перешла этот страшный поток.

Так мне и снится, что я никак не перейду эту страшную Шигилю. Много, много раз снилось. И только однажды мне приснилось, что я перелетела ее. Было так легко и радостно во сне. Как будто я избавилась от этого подсознательного страха перехода через бурный поток.

Я не помню, когда мама ушла с работы уборщицей в школе и стала работать конюхом в лесничестве, а чуть позднее — лесником.

В памяти яркая ночная картинка — лицо мамы в замерзшем окне и стук на всю деревню (улицу). Она поздно вернулась из леса, где шла рубка, и не может попасть в дом. Стук в двери сеней не разбудил нас, даже Таню. Она тоже заснула крепко и не услышала, когда мама вернулась.

Целый день в лесу в очень нетеплой одежде, на скудной еде, а тут еще не может попасть в теплый дом. Электрический свет, правда в доме был всегда, даже в войну. Еще до войны была построена ГЭС на Ике, ее в деревне называли Икстрой. Ее энергией обеспечивалось несколько деревень в округе.

Во почему я вижу, как сейчас, разгневанное лицо мамы в освещенном окне. Тане, конечно, попало, что она заснула.

Лесником мама работала года два-три еще после войны, когда даже тятя пришел со службы. Потом, конечно, работали уже мужчины.

Долго, пожалуй, до конца 70-х годов, нужно было что-то наработать в лесничестве, чтобы получить делянку для покоса и дров. Сколько помню, много лет отец ходил на прополку и посадку сосенок. За лесами всегда ухаживали. Не дай бог, чтобы после рубки оставлять сучья в лесу. Все убиралось и зимой сжигалось. Лесники всегда знали, кто и сколько срубил леса на дрова.

Зимой заготовляли, весной-летом распиливали на поленья, чтобы за лето высыхали.

Однажды мы с отцом распиливали дрова, вдруг пила сорвалась и чуть не отпилила мне указательный палец левой руки. Шрам остался до сих пор.

Кстати сказать, дрова для печей в школе заготовляли тоже ученики, конечно взрослые. А печек было много — в каждом классе в четырех зданиях. Во дворе школы были огромные штабеля березовых дров. Их, конечно, не сушили, как это было дома.

Мама, когда была уборщицей в первом здании школы, должна была вымыть 3 больших класса, коридор, вытопить 4—5 печек, то есть напилить и исколоть достаточно дров. А осенью и весной, когда грязь на улице, сколько приносилось этой грязи учениками!

Часы для определения начала и конца уроков были в первом здании. Дежурная уборщица бежала с колокольчиком от здания к зданию. Звонок собирал ребят и с улицы. По тому как я помню, он был очень звучный.

Когда мы закончили 10 классов, то, чтобы заработать 25 рублей на выпускной вечер, нужно было спилить, распилить на определенного размера березы по шесть кубометров на человека. Нас в классе было 20 человек, из них 9 парней. Парни выполнили норму за один день и ушли. Мы девченки остались в лесу за шесть километров от деревни. Из этого следует, что дружного класса, собранного из многих сел, у нас не было. Когда я вспоминала об этом в присутствии одноклассников-парней много позже, то они стеснялись этого, хотя никто из них сам не вспоминал.

Только Максим Лукманов на одной редкой встрече, будучи студентом, со стыдом признался, как подло парни поступили.

Ну а мы девчата выполнили свою норму на следующий день, конечно, не кланялись ребятам.

Деревенская жизнь с малых лет приучала нас к труду, порой непосильному по возрасту. Трудовые обязанности были по дому, особенно в войну. Все были озабочены добыванием какой-то еды. Я уже об этом писала. Уже с третьего-четвертого класса наспривлекали на колхозные работы — собрать колоски, осенью на копку картошки, прополку овощей.

Мама нас с Валей брала на покос, чтобы ей не было тоскливо. В войну боялись дезертиров, якобы они прятались в лесах недалеко от населенных пунктов. Потом уже в классе третьем-четвертом у меня были маленькие грабли, чтобы подгребать сено к стогу или к копне. А с девятого-десятого класса я уже умела косить. Мама нас всех сенокосным работам научила, в том числе стоять на копне или стоге утаптывать сено.