Анатолий Мосин - Книга памяти: Екатеринбург репрессированный 1917 — сер. 1980-х гг. Т.2

Позднее, когда очерк был напечатан, ко мне подошел мой коллега, нижнетагильский собкор «Уральского рабочего» Борис Кортин:

— Ты не знаешь, была у Рикерта жена до Надежды Леонтьевны?

— Догадываюсь, — ответила я.

И Борис рассказал, что в его детстве судьба забросила их семью в село Суксун Пермской области и там у матери, учительницы немецкого языка, была подруга Дора Рикерт, немка из Берлина, прекрасный человек с трагической судьбой.

Так неясный силуэт обрел имя. А потом, когда открылись архивы КГБ, образ облекся в плоть: суховатая, элегантная, спортивная стать угадывалась уже по лицу, что глядит с маленькой «документальной» фотографии. Но главное, что читалось в архивном деле — беда, трагедия: нелепое обвинение, десять лег северных лагерей, которые, в большинстве случаев, становились концом судьбы. Но эта судьба не оборвалась…

Новый ключик к ней я получила из рук сыновей Пауля Эмильевича: екатеринбургский телефон Татьяны Лауфер, дочери Марты Лауфер, старого друга всех Рикертов — и Пауля с семьей, и Доры. А потом ниточка потянулась в Большие Ключи к Манохиным, в Суксун к Злобиным и Некрасовой, в Кунгур к Мочалиным, в Екатеринбург к Гордеевым. И выстроилась Судьба. В ее картине есть, конечно, пробелы. И я не уверена, что все в ней верно прочитано при таком разбросе лет и пространств. Но пусть будет рассказано, как услышано. Профессор Берлинского университета имени Гумбольдта доктор наук Дора Ангрес написала книгу об отношении Луначарского к немецкой литературе. Но она вполне могла бы написать еще и энциклопедию выживания, взяв за основу те испытания, те нелегкие жизненные маршруты, которые ей самой довелось пройти.

Париж — Берлин

Было лето 1929 года. Париж, очаровательный Париж открывал им свои чудеса. Чудом было и то, что он и она, Пауль и Дора, встретившиеся в Париже, оказались не только земляками, но и однокашниками, студентами одного и того же, Берлинского, университета. Оба приехали во Францию совершенствоваться в языке и на Париж посмотреть, конечно. Пауля сопровождала мама, Иоганна Хальперн, что несколько сковывало его инициативу. И все же молодые люди успели встретиться на берегах Сены раз пять, не меньше. Что означало, видимо, что у этих встреч будет продолжение. Если бы им знать, каким оно будет! Вот только три эпизода…

Свердловск. Они бегут с работы наискосок через площадь 1905 года к гастроному на улице Вайнера, чтобы купить кое-что к вечернему чаю, который они будут пить в своем странном, полухолостяцком жилье с высокими потолками и казенной мебелью. Им хорошо. В выходные они махнут на скалы Чертова городища или куда-нибудь еще.

…Черный дым над высокими трубами. Черные избы окраин. Нижний Тагил. Сотни немцев в зоне вокруг глиняной ямы карьера. Советские немцы. Среди них Пауль…

Высокая женщина в черном бушлате и серых подшитых валенках сходит с поезда на маленьком уральском полустанке. Холодно: январь сорок восьмого года. И очень одиноко.

Нет, не знали берлинские студенты Дора и Пауль, что их ждет, не проступили в прозрачном парижском воздухе будущие пропасти на их пути. И пусть. Зачем портить парижский сиреневый туман черным тагильским дымом? Зачем заранее ставить рядом с поэтическим словом «Монмартр» страшное «Локчимлаг»?

Тогда, в юности, вернувшись в Берлин, они не расстались, но и не бросились играть свадьбу. В Германии, как известно, женщинам предписаны традициями три К: Kinder (дети), Küche (кухня), Kirche (церковь). У этих двоих были свои ориентиры: любовь, наука, борьба. Они верили, что люди труда, объединившись в международное братство, построят коммунизм на всей земле.

Пауля хватало на все: он был активистом в уличной и студенческой коммунистических ячейках, участвовал в митингах и демонстрациях, распространял нелегальные газеты.

Это были занятия не для слабого. Еще при Веймарской республике полиция разгоняла в Берлине первомайскую демонстрацию. Были стрельба, баррикады. Крепко избили тогда и Пауля. Потом оштрафовали за распространение запрещенной газеты «Роте фане» («Красное знамя»). Дора и сама не робкого десятка, но уж Пауль-то лез во всякое пекло. Жизнь становилась все более опасной: к власти пришли фашисты.

Он ночевал у друзей — по очереди. Изредка появлялся в доме у Доры, где она жила со слепым отцом и матерью-учительницей. Они его не гнали, но он и сам не хотел подвергать их опасности. Однажды пришел, чтобы сказать: «Мне приказано покинуть Германию».

Дора (он звал ее Белочкой) решила последовать за другом.

Прага — Свердловск

Он доехал на поезде до границы, а потом перешел ее как турист. Дора догнала его в Праге. Здесь они впервые поселились вместе, но ненадолго. Пауль по линии Международной организации помощи борцам революции (МОПР) выехал в Советский Союз.

В Москве пробыл считанные дни. Сошлись на том, что Урал — самое подходящее место для химика и минералога. В Свердловске поступил научным сотрудником в институт УНИХИМ. Вскоре приехала Дора. Стала работать лаборантом в том же институте. Ему выдали паспорт на новую фамилию — Рикерт. Она тоже взяла эту фамилию.

Наверняка им жилось интересно: новые места (а они оба любили путешествовать), новые люди (и уральцы, и немало таких же, как они, иммигрантов из разных стран). Но давило на плечи тяжкое бремя слежки и недоверия. Поехали в отпуск на юг, под Одессу, хотели найти временный приют в немецком селе с милым названием, которое переводится на русский язык как Долина любви.

Но не для них оказалась эта благословенная долина. Последовал окрик: пограничная зона, подозрительным — выйти вон! А в секретном досье осело донесение бдительных агентов. Близился 1937 год.

Онеглаг, Севжелдорлаг

Пауля арестовали первым, клеили ярлык шпиона. Дора, как все жены, бегала, обивала пороги, носила передачи. Однажды даже столкнулась с мужем в коридоре. Он был рядом, но совсем недосягаем. В следующий раз они встретятся лишь через 11 лет. И он будет так же недосягаем…

Дали ему три года. Больше — не за что, а меньше нельзя: два с лишком он уже отсидел. «Закруглять срок» отправили на лесоповал.

Ярмарком — тюрьма НКВД

А Дора Рикерт? Вот строки из казенной анкеты: «На какой работе используется в лагере: уборщица. С работой справляется и замечаний не имеет». Но мы забежали вперед…

И у Пауля, и у Доры в протоколе ареста стоит непонятное для сегодняшнего дня название: дом Ярмаркома. С новой знакомой Татьяной Лауфер (она мне очень помогла в подготовке этой публикации) мы пришли в Банковский переулок и раскрыли книгу-альбом с фотографиями Екатеринбурга-Свердловска. Вот дом со срезанным фасадом. Вот угол другого дома с водосточной трубой. О, да это и есть Ярмарком! Ныне — Центр восстановительной хирургии и ортопедии, старые свердловчане по привычке зовут его институтом ВОСХИТО.