Эльвира Филипович - Я, мой муж и наши два отечества

Практика прошла-промелькнула, и мы вернулись в общежитие, но лишь для того, чтобы сдать постели свои и разъехаться по домам на каникулы.

Иво и Эля, ужасно влюбленные, после 1-го курса ТСХА, весна 1953 г.

Лето тянется неимоверно долго. Живу я в Красном Ватрасе Горьковской области, куда летом прошлого года привезла свою дорогую Бабушку. Помню, как еще тогда поразила меня эта деревня, которая, между прочим, значилась старинным и богатым селом и называлась Монастырским ватрасом. По преданию, здесь жили ватрасы — искусники выделывать шкуры. В XIX веке в селе были пошивочные мастерские по изготовлению шуб и кожаной обуви. В этом селе родился мой отчим, второй мамин муж, которого я, а вслед за мной и все в нашей семье, называли Батей. Сам он давно, лет в 20 с небольшим, ушел из родного села и, сменив ряд профессий, стал буровым мастером в геологоразведочной партии, которую возглавляла моя мама. А здесь, в Красном Ватрасе, оставалась его мама Александра Степановна, с горькой судьбой и добрым сердцем русской крестьянки. Ей Мама с Батей отвезли моих маленьких братьев — четырехлетнего Лешу и позже двухлетнего Славика. Ну а после окончания десятилетки я привезла туда свою любимую Бабушку, которая воспитывала меня с младенческого возраста.

В село добрались мы «автобусом», который ходил от самого берега Волги, куда прибыли мы после почти двух суток езды поездом, пароходом и, наконец, лодкой, с правого берега Волги на берег левый. Там прямо на берегу стояла деревянная будка лодочника, а чуть поодаль — несколько приземистых домиков и неказистый магазинчик, в котором продавалось все, от водки и до гвоздей, а временами бывал хлеб. Автобусом назывался грузовик с крытым деревянным кузовом и деревянными скамейками в ряд.

Вылезли мы тогда из этого «автобуса» чуть живые. Встретила нас в Красном Ватрасе Батина мама Александра Степановна — высокая, статная, строгого вида старуха.

Молча схватила в руки наши пожитки и легко пошла впереди. Мы за нею еле поспевали. Шли широкой улицей, поросшей лебедой и крапивой. Бабушка моя то и дело спотыкалась о кочки, попадала в ямки, наделанные курицами, округлые, неглубокие и полные пыли. Она попросила идти помедленнее. Александра Степановна обернулась, посмотрела на нас и что-то ее насмешило. Тонкие губы расплылись в улыбке, и лицо стало совсем не строгим, а добрым. Мы уже были у дома. Маленький, но двухэтажный. Внизу из кирпича, а верх деревянный. По желтой лестнице нам навстречу уже спускался мальчонок. Без штанов, босиком, но в теплой бумазейной рубашечке. Он всплескивал руками и кричал: «Мама Леса! Мама Леса!» Он вспрыгнул прямо на Александру Степановну, дичась нас. Мы с Бабой гладили его светлую головку, приговаривая: «Лешенька!» Наконец он молча соскочил на землю и, босыми ножками поднимая клубы пыли, прошел на середину улицы. Там задрал рубашонку и присел. Александра Степановна озабоченно посетовала: «Чтой-то он уже который раз оправляется». Бабушка сразу же стала уточнять: «Который раз?» И так они разговорились.

На втором этаже была всего одна комната с русской печью посередине. У стены напротив просторной лежанки стояла единственная узкая койка с горой подушек и одеял, с кисейным покрывалом сверху. А рядом старая люлька с круглой дыркой. В ней спал мой братик.

Баба сразу же пришла в ужас. Где кроватка для ребенка? Где посуда? Где горшок? Где рукомойник? Где уборная?! Уборных не было и в помине во всем Ватрасе. Дети, подростки, не стесняясь, выкакивались прямо посреди улицы. И сразу же на каки сбегались куры и вездесущие собаки. Взрослые ходили к себе в огороды. Ну а писали повсюду, больше всего в клетях своей же скотины, прямо на соломку. Зимой, в морозы, чтобы дети не поморозили попки, им тоже разрешалось ходить в клети.

Александра Степановна стояла, будто прибитая Бабушкиными вопросами, а потом покорно согласилась все делать, как Бабушка скажет. Спать Александра Степановна полезла на лежанку, я тоже на печь. А Бабушка стала разбирать койку. Самое чистое одеяло она положила в люльку так, чтобы Лешенька мог бы ножки вытянуть. Александра Степановна шепотом ужаснулась: «Закрыли дырку. Куда же писать ребенку?» Но Бабушке ничего не сказала.

Ночью ужасно кусали блохи. Они от кота Васьки напрыгали. Кота блохи аж до костей проели, худющий, шерсть грязная, рыжими клочьями.

А утром Бабушка встала в очень деятельном настроении: купить для ребенка горшок, сделать умывальник, уничтожить мух, обсыпать кота дустом. Все это сразу же, не медля. И обязательно соорудить будку, где можно было бы оправляться. Пусть пока вместо ямы будет стоять ведро. Главное, чтобы отгорожено было, чтобы дверь была и крючок. Будку тоже сразу. Александра Степановна крутила головой и тихонько, чтобы слышала только я, говорила: «Невиданное это дело, чтоб вот эдак от людей хорониться. Нешто воры мы какие!? Аль у нас кто че возьмет? Пошто крючок-то завешивать?» Однако Бабушке возражать не стала. Бабушка — учительница. Учителей в деревне уважают, как и врачей, больше всех.

Пошла Александра Степановна по соседям искать материал на будку. А мы с Бабушкой — в магазин. Находился он в помещении недоразрушенной церкви. В магазине пахло мышами и ржавой селедкой. Но там не только продукты, но и барахло разное, и даже хозтовары. Мы купили дуста, посуду детскую, умывальник. Только детского горшка не оказалось нигде. Вместо горшка приспособили эмалированную кастрюлечку.

К вечеру Александра Степановна вместе с соседками закончили сооружение будки. Ну а теперь в эту будку даже и сама Александра Степановна ходит. И что радует — построили такие же будки у себя во дворах и многие другие сельчане. Однако мух, как и прежде, тьма.

В Красном Ватрасе. Эля с двумя братиками, Лешей и Славиком, 1953 г.

А главное — ужасная скукотища. Одна отрада — Бабушка рядом и еще братики. Лешенька большой уже, любит побегать, с ребятами поиграть, а Славик спокойный, ласковый и, кажется, умненький, хотя ему всего-то два с половиною годика. Он любит книжки смотреть и слушать. Бабушка говорит, что Славик похож на брата ее мужа, Леона. Очень был хороший человек. Потерялся еще перед войной. «Как потерялся?» «Тогда многие терялись, — уклончиво и не сразу ответила Бабушка и добавила: очень хороший был человек, умный, сердечный, интеллигентный». 6 6 Примечание. О том, что невинных людей утаскивали в энкавэдэшные застенки и потом убивали или отправляли в Гулаг, мне никогда не говорили. *

Вечером жара спала, но пойти совершенно некуда. Только раз в неделю приезжает кинопередвижка и в просторной бревенчатой избе-читальне показывают фильмы. Из взрослых почти никто не ходит в кино, да и ходить некому. Женщины одни, и уже немолодые. В колхозе, да на участках своих, да со скотиною урабатываются так, что к вечеру уже ни на что сил нет. Да и брехня, мол, там, в этих фильмах. Так мне соседка объяснила свою неактивность. Но если привозят «Чапаева», приходят все, даже старухи сползаются. Полнехонька изба набивается. «Чапаева» крутят часто. При мне уже два раза было. Интересно смотреть на людей после фильма: даже у стариков взблескивают слезинкой глаза. И вообще все лица словно изнутри умытые.