Эльвира Филипович - Я, мой муж и наши два отечества

Практика закончилась в конце июля, и мы возвратились в общежитие. Поселились в свою комнату, откуда только что отбыли Долежаловы. Они уехали к себе в Чехию. Иво тоже собрался поехать к своей маме, если, конечно, я не буду против. Я даже и вида не показала, как мне будет тяжело и скучно без него эти две недели. Время без него и вправду тянулось ужасно долго, тем более что и девчонок в общежитии никого не было. Длинные пустые коридоры оглушали тишиной. Я старалась больше гулять, как советовал Иво, но и в парке, и на прудах скукотища одной и муторно: стало вдруг казаться, что случилось что-то с моим Ивочкой. И я, не выдержав, заказала разговор с Либерцем и узнала от его мамы, что Иво уже выехал и завтра будет в Москве. От радости домой по аллее почти бегу, да вприпрыжку. Ребеночек мой так заколотился, что пошла медленно.

Приехал веселый, с большим желтым чемоданом, в котором были чудесные крохотные вещички для нашего малыша. Каким же все вокруг стало светлым и радостным! Старалась накормить его украинским борщом, который сварила утром. А Иво принес из магазина моей любимой любительской колбасы и арбуз. Но меня как-то странно мутило, даже борща не поела. Непривычно побаливала поясница и схватывало низ живота. Срок рожать был еще недели через две, но я на всякий случай решила зайти в наш тимирязевский роддом, который находился совсем рядом с общежитием. «Только покажусь и тотчас же вернусь, — сказала Иве, упросив его не ходить со мной. — А то еще положат»…

И положили, мол, пришла как раз вовремя.

А на утро у меня уже была доченька. Когда мне ее показали, только что родившуюся, волосы шли от переносицы и покрывали всю спинку. Нянечки называли ее цыганочкой, мол, таких красивых да здоровеньких только цыганки рожают. Иве тоже ее показали, и он доволен ужасно. Решили с ним, что назовем ее Еленой. Имя это мне всегда нравилось: красивое и нежное. А через два дня в этот же роддом привезли Ярославу Долежалову, и она родила сына, которого в честь мужа назвали Иржиком. Рожала Ярослава после меня, но уже ее выписали, а меня еще держали почти месяц: врачи признавали обострение моей болезни — ревматизма сердца. Между прочим, Иржика тоже держали в роддоме и выписали вместе со мной и моей дочкой. Дело в том, что Долежаловы прознали где-то в посольстве, что в Москве есть специальные ясли для детей иностранных студентов. Дети там совсем не болеют. Иво мой тоже похлопотал, чтобы и нашу доченьку туда устроить. И вот меня с Леной и Иржиком сразу после выписки, «еще стерильных», везут в эти чудо-ясли. От Тимирязевки это недалеко — у стадиона «Динамо».

Двухэтажный домик окружен кустами, деревьями, клумбами. Меж кустов и деревьев — песчаные дорожки, зеленые газоны и детская площадка с песочницами, качелями и каруселью. Однако радость моя быстро проходит, когда на вывеске читаю: «Дом ребенка». Так это ж не ясли, это детский дом!

Меня успокаивают: это лишь название такое, а на самом деле матери могут здесь быть сколько хотят, ухаживать за своими детьми, кормить их, купать… Словом, как дома. Только ночевать — к себе в общежитие. И вот я уже в этих необыкновенных яслях свой человек. Кормлю, меняю пеленки, купаю вместе с нянечками. И не только свою, но и других деток. Мне зато разрешают в тихий час не на террасу ее выносить, как всех, а идти гулять в скверик. И я тут до самого вечера. Ужасно не хочется отрываться от родного существа, такого теплого, нежного, любящего. Когда укладываю ее спать, она обхватывает мою шею своими цепкими ручками и прижимается личиком к моему плечу. Стараюсь уходить, когда уже спит. А приезжаю в общежитие уже поздно вечером, и надо к занятиям готовиться. На лекции хожу только к началу, чтобы отметили… Староста нашей группы, светловолосая и неказистая, но заботливая и добрая Надя Цаплина делает мне втык за частые пропуски занятий, но любя. Обе мозговали, как лучше обдурить преподавателей… Но в общем то, преподаватели у нас и сами все понимают, все почти человечные, и лучше всех ведущая зооанализа Надежда Андреевна Лукашик. По расписанию эти занятия длятся четыре пары, то есть почти 8 часов. За это время мы должны, например, взять навески с каким-нибудь кормом и определить в нем количество белка. Процесс определения довольно долгий, в конце концов, результат должен сходиться с тем, что записано в журнале у Н. А. Лукашик. Я к ней подхожу, отпрашиваюсь к ребенку хоть на чуть-чуть. Она отпускает, но с условием, что ее не подведу, в конце занятий появлюсь.

Гуляю с доченькой, купаю ее, кормлю и возвращаюсь в самом конце занятий. Смотрю, а в моей тетрадке уже готовый результат! «Главное, чтобы не пропало молоко и чтобы мама (я то есть) была бы здоровой», — говорила добрая Надежда Андреевна.

И вот уже декабрь, и скоро зимняя сессия. А мне ужасно тяжело ходить: одышка. И однажды Надя Цаплина, пришедшая ко мне, чтобы за пропуски отругать, ужаснулась моему виду: белая, как бумага. Сказала, чтобы немедленно к врачу шла. То же сказали мне и в группе, где была моя доченька. Детский врач этой группы прослушала меня и определила сильные шумы в сердце, к тому же намерила температуру 37,5. «Пока сама не выздоровеешь, к ребенку не приходи!»

И вот я в новой 50-й больнице, которая сразу же за Тимирязевским парком.

Нас, молодых ревматиков, семеро. Все студенты, учатся кто где. А рядом с моей койкой очень красивая и добрая девочка Маша, тоже из Тимирязевской академии, только с первого курса, агрофака. Недавно ей исполнилось 18 лет. У нас с нею одинаковые диагнозы: осложненный ревмокардит с поражением митрального и аортального клапанов. У остальных девчонок — только митральные клапаны… Говорят, что мы и внешне похожи с ней. По-моему, у нас косы только одинаковые, до пояса и толстые. А так она лицом красивее меня: носик потоньше, и глаза карие в черных ресницах выразительнее моих, и лицо чистое без веснушек. К Машеньке ходит жених, тоже тимирязевец, носит яблоки и книжки. Машенька из Орловской области, дедушка у нее был коннозаводчиком, сосланным далеко на Север, где уже давно умер, отец на заводе попал в аварию, погиб, а мама — учительница в сельской школе. Больше никого нет. Мама приезжает раз в неделю и привозит деревенский творог. Машеньке он как лекарство. Лев Борисович прописывает ей творожные дни: пять раз в день по 100 г творога, посыпанного сахарком, и ничего больше. Это чтобы повысить диурез. У Маши сильно отекали ноги и живот. Ей раз в 5 дней кололи «Меркузал», чтобы вывести воду. А сегодня Маше значительно лучше. «Меркузал» отменили. Оставили, как и мне, салицилку и капли Зеленина.

Мы отлично встретили Новый год. Врачей нет, а сестры добрые, к нам хорошо относятся. У нас полная комната посетителей. Стульев не хватает, сидят прямо на койках. Мы, больные, тоже не лежим, а сидим. Иво был у Леночки и сказал, что все отлично, она прибавила за этот месяц почти полкилограмма. Здоровенькая. Когда наши ушли, мы все принесенное вывалили на стол и устроили пир! Весело было. Галя с Тамарой даже сплясали цыганочку под ла-ла, а мы хлопали. Потом пели песни и рассказывали анекдоты. Потом к нам в комнату еще и медсестры дежурные пришли и с нами чай пили. Сестра Наташа сказала по секрету, что Галю и Тамару готовят к выписке, анализы назначили.