Эльвира Филипович - Я, мой муж и наши два отечества

С двухлетней Леночкой едем в Чехию, 1957 г.

В Чиерне мы перешли в чешский вагон, где нет мест лежачих, а только сидячие. В нашем купе их восемь. К нам села украинка Галя, которая уже давно живет в Чехии, и русская, Саша, с двумя аккуратными девочками, которые по-русски говорили мало и с большим акцентом. Обе они, и украинка, и русская, были угнаны в Германию, а там уже в конце войны вышли замуж за чехов, депортированных из Чехии! Были дома в гостях. Обе женщины родом из сел, Галя — из Полтавской области, а Саша — из Воронежской. Обе рослые, плечистые, с крепкими руками, загорелые. Галя в Чехии живет на собственном хуторе. Восемь гектаров земли, десять коров, телки, телята. У нее два сына. Они с мужем на хозяйстве остались, а ее отпустили своих проведать.

Там, на Полтавщине, в родном селе, сбежались на нее смотреть, да дивились, как хорошо одета, радовались подаркам, туфли всем привезла, ботиночки, костюмчики детям. Оставила и то, что на себе было. Вот в ситцевом платье возвращается. А сестре — костюмчик свой. Там ведь они такого не видят. Раздетые, разутые все. В тряпье ходят… На трудодни палочки ставят, и ничего за них. Все идет государству. Да, а в Чехии думают, что у нас все хорошо, великая страна… Расскажешь — не поверят. Вражеской пропагандой назовут. Саша Гале вторила. Саша привела к родне своих девочек, одетых в колготки белые, туфельки, платьица, курточки, словом, все, как здесь в Чехии положено. А там подумали, что они буржуи какие. Детки летом в родной-то деревне все босые, в перешитых из взрослого рубашонках. Есть тоже нечего. Даже хлеб не всегда бывает. «Нас, конечно, кормили, гости мы, откуда только находили, а сами — затируху мучную из каких-то там стряхнутых мешков, да щи пустые, незабеленные. А в Чехии все говорят о нас, что мы, т. е. Советы, — великие, богатые. Всем помогаем». «Это и у нас говорят: всех черных кормим», — подтвердила Галя. «Не кормим, а долг интернациональный выполняем, — сказала я. — И вовсе это не бесплатно, всё нам окупится. Если б не выгодно было, нас бы американцы не отпихивали. А то ведь они сами хотят помогать, для того чтобы свои базы там поставить. А нам главное, чтобы не было войны».

Женщины согласились. А потом я им рассказывала, какая красивая наша Москва стала, какой фестиваль там сейчас, как нас все любят. Мне особенно запомнилось, как индусы скандировали: «Хинди руси бхай бхай!», т. е. индийцы и русские — братья. И скоро-скоро мы будем богатыми. Вот освоим целину, поднимем продуктивность. Жить будем! Коммунизм построим…

Мне вдруг стало как-то не по себе: коммунизм-то без меня построят.

А поезд мчался как бешеный. На остановках носили прямо под окнами продукты и питье, выкрикивая: парки, даламанки, пиво. Леночка наша с радостью повторяла, болтая ножками: «Па-аки, таямаки, пи-во!»

В Праге меня поразил вокзал. Настоящий дворец, с высоким потолком-куполом с лепниной и статуэтками. Чемодан сдали в камеру хранения и пошли в гостиницу, которую Ивина мама заказала нам заранее. Уже вечер, и кругом столько огней! Мы идем широченной улицей. На этой улице в каждом почти доме магазин, витрины. Таких в Москве я не видела. Манекены стоят, как живые: женщины, мужчины, дети. Одежда на них модная, красивая. Без всяких финтифлюшек, простой кажется, и в то же время все очень изысканно смотрится. Цвета мягкие, линии нерезкие, даже свободные. А какая детская одежда! Леночка и то смотрит — оторваться не может. А Иво тащит нас в «Автомат». Здесь самообслуживание и едят стоя. Иво нам взял свинины тушеной с капустой и кнедликами (это вареный хлеб, ниткой нарезанный на кусочки). И черного пива принес. Пиво почти без градусов и очень вкусное. Пиво — большая кружка — стоит 0,7 кроны, а весь обед всего 5 крон. А на наши деньги это всего пятьдесят копеек. Мы насладились едой и пошли дальше. Все на улице нарядные, улыбаются, хотя сегодня будний день. И все соблюдают правила светофорные — переходят только на зеленый свет. Я было пошла на красный, ничего же не ехало, а Иво меня дерг за рукав: здесь так не принято, видишь, люди ждут. Мне такое, по правде сказать, не очень понравилось, это уже глупость получается. Но, в общем, поразило меня, как все здесь по-умному устроено. Тут же на улице указатели к туалетам, чтобы не искать по переулкам, и главное — всюду можно поесть. Прямо на улицах поджаривают шпекачки, на столиках горчица, да такая вкусная и совсем не кусучая! У нас такое только на ВДНХ, и то очередины. А здесь никаких очередей вообще. А в продуктовых какие витрины! Столько разных видов колбас, ветчины, сыров. М-м-м! Так все бы и съела!

В гостинице у нас целый номер. Наша с Ивой кровать — широченная. Поперек как в длину. Да сюда человек шесть уляжется. А нам на двоих. Лене — пристилка, т. е. отдельная коечка-тахта. Мы с Леной кидаемся в мягкую и совершенно без ямин ровную кровать и давай кувыркаться. А Иво нас мыться зовет. Тут же в номере и ванная. Ну сила!

Утро на Карловом мосту. (фото Михаила Леденева, экс ген. консула РФ в Карловых Варах)

Карлов мост (фото из интернета)

Прага мне понравилась не только своею наружностью, но и духом. Здесь я на каждом шагу ощущала заботу о человеке. Например, коляску с ребенком можно без труда вкатить в любой трамвай. Всюду, где мы гуляли, были туалеты, и притом совсем не вонючие. И везде очень вкусно пахло. Пражские колбаски запекали прямо на улицах. И всюду было необыкновенно приятное пиво. Мне кажется, я к чешской кухне уже привыкла. Если бы позволяли размеры желудка, я бы из «Автомата», того, что на Вацлавской площади, вообще бы не выходила и ела бы и ела без конца…

В автомате «Коруна» на Вацлавской площади

(фото из интернета)

Вацлавская площадь, 50-е годы XX века (фото из интернета)

Вацлавская площадь ХХI век

Рано утром Иво нас разбудил, и мы пошли на Главный вокзал, на поезд в Либерец. Именно туда нас распределили в Министерстве сельского хозяйства Чехословакии. Либерец — это пограничная зона с ГДР и Польшёй, самый север Чехии. Хотя от Праги Либерец всего за сто с небольшим километров, но климат совсем другой. Там гораздо холоднее и дождливее. Находится этот город в Йизерских горах, у подножия самой высокой их вершины (1047 м) — Ештеда. На Ештед ходит «лановка» (канатная дорога с вагончиками). Встретила нас Ивина мама, моложавая, очень приятная и хлопотливая. Она выхватила из моих рук чемодан и сумку и вместе с Иво резво поспешила на трамвай. Мы с Леной едва поспевали. До Павловицкой улицы, где мы теперь вместе с Маминкой будем жить, не более 20 минут ходу от площади Готвальда, главной площади города.

Сама площадь крохотная, треугольной формы. В Москве такой пятачок никогда бы площадью не назвали, да еще главной. От площади снова подъем и снова спуск, а потом еще подъем, до самой Павловицкой улицы. На всем протяжении сплошная брусчатка под ногами. А дома старинные, непохожие друг на друга, все из камня, с толстенными стенами. Мостовая и тротуары тоже из камня, вернее, из отполированной временем брусчатки. И только начиная с Павловицкой, она ближе к окраине города, вид улиц резко меняется. Дома уже не слеплены в сплошную каменную стену, а отстоят друг от друга и от мостовой, прячась в богатой зелени ухоженных палисадников. В одном из таких домиков живет Ивина мама, а теперь и мы все. Домик небольшой, двухэтажный, всего на три семьи, но толстостенный, каменный, с широкой каменной лестницей, на которой черным камнем по серому выложено: 1890 год.