Эльвира Филипович - Я, мой муж и наши два отечества

Директор МТС Зденек Гикш беседует с председателями сельхозкооперативов. Крайний справа — председатель Осташовского кооператива товарищ Лоубек, 1958 г.

Хотели было Сваров присоединить к Осташову, но воспротивились оба председателя.

В Осташове скота чуть побольше, чем в Сварове, и откормочник есть для свиней на пятьдесят голов. Председатель в Осташове товарищ Лоубек в отличие от сваровского Йирки из рабочих, с железками привык возиться. Он свято верит в коммунизм, в светлое будущее и старается изо всех сил это будущее приблизить. В страду сам пашет, сам хлеб убирает, сено косит. Только «бумажки» не любит писать. Сам он поджарый, легкий в движениях, со светлыми, чуть вьющимися волосами, спадающими густым чубом на высокий лоб, с летучей улыбкой в уголках губ большого рта и в больших синих глазах, очень контрастирует с бухгалтером того же хозяйства паном Халоупкой. Тяжеловесный, животастый, с оплывшим лицом и лиловатой сединой вокруг внушительной лысины, тот всегда серьезен, порой даже угрюм. «Мечтатель, простодырый младенец, — говорит он о председателе. — Вместо того чтобы людьми руководить, сам собой все дырки затыкает. Сорваться может. Хорошесть ни к чему такая». Халоупка раньше (т. е. до 1948 года) работал бухгалтером в городе Злине на знаменитой обувной фабрике Бати. «Организатор этот Батя первоклассный!» — вспоминает он. «Но ведь он капиталист», — возражаю. «Народу от таких вот не капиталистов не легче», — бурчит еле слышно Халоупка. «Свиней завел, кормов сколько дорогих перевел, сам день и ночь в этом свинарнике, а вместо прибыли — убытки одни, пробуркивает он. — А все потому, что не думает. Ему партийные товарищи в комитете скажут: „Делай“, он и выполняет. А они-то все вот, — Халоупка постучал по толстому дереву подоконника. — Я уже старый, не боюсь…»

Это он мне душу изливает. Знает, что я никому не скажу. У нас у всех, зоотехников, такое правило: поговорил с кем, доверился тебе человек — молчи, никому не передавай. А так он с председателем, и особенно с районным начальством, тити-мити, ни слова не возразит.

Мне Лоубек, несмотря ни на что, ужасно симпатичен: пошел в председатели, чтобы коммунизм приблизить. Он все делает, чтобы людям жилось лучше. Однако же делать это не очень умеет. Я его стараюсь убедить (осторожненько!), что в Осташове лучше один крупный рогатый держать. Область-то подгорная, пастбища… А свиноводство — разорение. Он слушает и даже готов перестроить хозяйство, но… партия велит другое, а он партийный и привык выполнять указания партийные…

Август здесь — пора отпусков. Я свой отгуляла авансом, а у Ивы только начался, и мы с ним по вечерам ходим в кино, а по выходным в лес и на гору Ештед, самую высокую из всех в гряде Йизерских гор.

Гора Ештед, трамвайчик у подножия горы (фото из интернета)

Ештед и окрестности (фото Зденека Фидлера)

С вершины Ештеда видны гряды сизо-зеленых холмов, уходящих к северу, и оранжевые крыши домов небольших селений меж этих холмов. «Узнаешь свой участок? Во-он там Мнишек, а во-он еще дальше на север — Олдржихов в Гаих. А здесь вблизи, у подножия Ештеда — Осташов и Сваров», — показывает Иво. А его участок Яблонне-в-Подъештеди с окольными селами — по другую сторону Ештедской гряды, на равнине, которая вся в легкой сизоватой дымке уходит далеко на юг, к самой Праге… Иво поездом добирается в Яблонне, целый час едет… Он очень ласковый стал со мной. Как-то я спросила его: «Какая у тебя заветная мечта?» Он ответил: «Глупая, самая глупая». Я приставала: «Ну скажи!» «Да глупость, дурацкость. Я бы хотел, чтобы ты была спокойна и счастлива» — «Это мечта твоя?» — «Да, глупо, правда же?» — Я обняла его молча. Горячими волнами поднялась нежность к нему, даже грудь стеснило… Я его так сильно и крепко люблю, что боюсь иногда: а вдруг разлюбит? А как тяжело, когда черной кошкой порой подкрадется беспричинная ревность к сердцу. А если причина будет?! Я не переживу. Поэтому стараюсь внушить себе, что не так уж и сильно люблю, что смогу и одна жить…

На самом деле уж ни один мужчина мне никогда не понравится…

А между тем лето уже идет к концу, и наши зоотехники возвращаются из отпусков. Вернулась Йитка Сильна. «Сильна» — по-русски толстая. Она после отпуска будто спелый персик. С тоскою незамужней девы в соку вспоминает она румынский берег моря и чернобровых румын: «Там у них две трети мужчин и только одна треть баб!» — с восторженной грустью восклицает она. А здесь в Либерце с женихами плохо: один мужчина на пять или шесть женщин, потому что сплошняком текстильные предприятия…

Все еще длится август. И даже закрыли на неделю детский садик, мол, все равно мало детей ходит в это время. И я на работу еду с Леной. Жажду никого не встретить. И сразу же в автобусе столкнулась с районным партинструктором товарищем Валентой. Он ехал в те же хозяйства, что и я, проконтролировать роспись скота у частного сектора на 1959 год. По дороге до Красной Студанки — аж целых два километра — он Лену нес. Она с довольной рожицей восседала у него на шее и, ухватившись за густые светлые волосы его, покачивалась, будто на лошади ехала. В Красной Студанке мы нашли председателя местного народного комитета. Он сказал, что по хозяйствам частников план скота не расписывали еще, потому что уже есть решение организовать здесь дружство. «Здесь, в Студанке, должно быть хорошее дружство. Здесь люди все земледельцы, хорошие хозяева», — сказал Валента.

Через несколько дней я побывала в Красной Студанке на первом собрании нового кооператива. Заявления подали десять земледельцев. Всего в начале совместного хозяйствования здесь будет 83 гектара земли и 70—80 голов скота. Земледелец пан Герлукш, которого я знаю как хорошего хозяина (у него, единственного из всей Студанки, в прошлую тяжелую зиму скот был в нормальной кондиции), поставил условие, что вступит в дружство, если разрешат ему кормить самому свой скот до весны. Он старался, все лето заготавливал сено в зиму. Другие тоже высказались за то, чтобы скот пока не сводить. Не представляю, как все это будет выглядеть. Ведь нужно отделить хотя бы полеводство от животноводства. Впрочем: йен клид, поживем — увидим…

А в тот день из Красной Студанки мы пошли в Мнишек пешком по шоссе. Лена снова на Валенте верхом. Идти было очень приятно: дорога под гору и музыка играет. Это в местном комитете председатель включил пластинку с любимыми мною чешскими маршами и песнями под духовой оркестр, или под «духовку», как говорят здесь. На всю округу слышно: «Шли паненки сильницы, сильницы, сильницы…»

В Мнишке секретарь местного комитета соудруг Ежек, по профессии каменщик (Валента сказал), все пытался нам, особенно проверяющему Валенте, доказать, в Мнишке надо менять председателя. Сыровый в сельском хозяйстве ничего не смыслит и советов не слушает. Вот хоть у Чупра спросите.