Эльвира Филипович - Я, мой муж и наши два отечества

Франтишек Колбаба с женой Ярмилой, урожденной Птаковой, 1958 г.

К нам на Рождество приезжали из Прелоуча Ярмила (сестра Ивиного отца) и муж ее Франтишек. Оба очень симпатичные, добрые, а Франтишек, когда-то бывший солдат австрийской армии, а потом чехословацкий легионер, еще и мудрый: совершенно не раздражается по мелочам и как родного сына любит Иву.

«Дядя Франта спас мне ногу!» — рассказывал Иво. Мальчишкой он очень любил пистолеты, знал марки, а их, трофейных, можно было подобрать и в темных захламленных углах сараев, и в дуплах деревьев, и просто в лесу. В те послевоенные годы все мальчишки носились с пистолетами. Ивин друг, соседский мальчик, играя, стрельнул из своего пистолета, и пуля попала Иве в бедро. Промучившись, пока нога не распухла, Иво потом рассказал о случившемся дяде Франте. Тот сейчас же обратился к доктору. А доктор усмотрел в распухшей ноге начало гангрены и готовился ногу ампутировать. Дядя Франта не позволил остаться этому непоседливому мальчишке с одной ногой. Это бы значило: не бегать, не прыгать, значило не жить… И дядя Франта во всем положился на волю Божию. Болело ужасно, когда рану чистили, но потом все было хорошо, нога у Иво цела осталась…

Новый год, 1959-й, мы встречали трижды: по свердловскому времени, по московскому и по местному. За окном вместо снега дождичек моросил. Мама Ивы с Ярмилой хлопотали на кухне, а деда Франтишек, которого Леночка наша всего обгладила, рассказывал ей о том, каким сорванцом был когда-то ее папа, который сейчас уважаемый в районе человек и любимый глава семейства… А я перечитывала мамино письмо, где она писала о том, как чудесным образом нашлись мои двоюродные сестрички Ирочка и Леночка, Владиковы дочки.

Мой двоюродный брат Юра — студент МГУ, физик (про него я до сего дня, то есть до 1 января 1959 года, вообще ничего не знала), дежурил на вахте у главного входа в общежитие МГУ на Ленинских горах. Его задачей было фотографировать нарушителей. Он и сфотографировал: одна девушка, студентка, пыталась провести по своему пропуску другую девушку. Обе на одно лицо, видимо, двойняшки. И фамилия у обеих одна — Филипович.

Мои двоюродные сестрички — двойняшки Ирочка (справа) и Леночка (слева) Владиславовны, проходная МГУ, 1960 г.

Так как у Юры папа той же фамилии, он эту фотографию принес домой. Оказалось, это его, Юрины (и мои тоже), двоюродные сестрички, которые жили в Калуге.

Тетя Тася замуж вышла, поэтому не писала, не хотела Бабушку нашу расстраивать. И моя Мама, узнав это, тотчас же написала в Калугу по старому адресу: улица Красная гора, 10. Откликнулась Бабушкина сестра Вера, жива-здорова она, только старенькая уже. И теперь Бабушка Маня собирается поехать к ней в гости в Калугу…

А по радио вдруг слышим: ракета летит по направлению к Луне! Наша, советская ракета! Ее скорость достигла второй космической. И она уже за 137 тысяч километров от Земли и продолжает лететь с той же скоростью, 11,2 километра в секунду! Восторг и гордость переполняют меня. Дорогая моя, чудесная Родина! Замечательная молодежь моей страны! Парни и девушки МГУ в три часа ночи вышли на Красную площадь. Танцевали там и пели, восклицая: «Даешь Луну! Москва — Луна!» Об этом сегодня здесь, в Праге, с восторгом говорили по радио…

Вспомнилось вдруг, как в сорок девятом, приехав первый раз после войны в Москву, я пошла на Красную площадь, как отчаянно сладко сердце билось, когда дотронулась я до Кремлевской стены и, оглядываясь, чтобы не видали, поцеловала и погладила шершавый кирпич… Как же хотелось мне сделать что-то очень-очень хорошее, полезное для своей Родины! А здесь жизнь у меня совсем не героическая, ползет какой-то серой полосой. Бабичка все пытается усадить меня рядом с собой за шитье, вернее, за штопку дыр. А их нескончаемое множество. И откуда она их только откапывает?!

Каждый час по радио сообщают о движении ракеты. Уже двести сорок тысяч прошла наша славная ракета! Ура! И я, штопая очередной носок с огромной дырой, уношусь мыслью в космос и уже, кажется, даже и земного притяжения не чувствую, пока вдруг над самым ухом голос Бабички: «Ты вместо дырки сам носок зашила, в него теперь не влезешь. Иди-ка поспи…» И я иду, но спать не хочется, тем более что Иво с утра, несмотря на выходные, укатил в свое Яблонне план годовой составлять.

После обеда еду и я в Мнишек составлять годовой производственный план (ГПП). Точнее, это уже не план, а сказка выходит.

Сыровый такую продукцию запланировал: молока на треть больше, мяса и вовсе почти в два раза. А иначе не натянется трудодень. «Меньше пятнадцати крон районный комитет не пропустит», — говорит мне пан бухгалтер, он же экономист. Но откуда взять кормов столько?! Агрономы планируют урожаи кормовых. В самые лучшие годы не было таких урожаев. И все у них первоклассное. И никаких отходов. «Но это же неправдоподобно. Такого урожая быть не может!» — высказываю свои сомнения. «А вы, пани Птакова, об этом не переживайте. Вам корма нарисовали? Планируйте на них продукцию: молоко, мясо, — успокаивает меня брюхастый бухгалтер-экономист пан Кратохвил. — Главное, чтобы приняли план в районе. Оставили бы нас в покое. А мы пробьемся». — «Но как?» — «Подсобным производством. Нам трактор обещают и грузовик. Будем щебенку возить дорожной службе. У них расценки не то, что в сельхозе. Заработаем!»

Очень, однако, грызло меня такое — на соплях — планирование. И даже дома не отпускало меня какое-то смутное чувство вины и не только перед доверяющими мне милыми доярочками и скотниками, но даже и перед самой собой. Иво меня очень хорошо понимал и как мог успокаивал.

Начало года — время отчетно-выборных собраний. Здесь это праздник для всех. Дня за два колют свинью или двух. Готовят йитрницы, т. е. колбасы с требухой, и елиты (колбасы с кровью), делают отбивные, зельц и еще всякие вкусности, их пекут и жарят. Гарнир к этому — капуста тушеная с тмином, кнедлики, салаты разные. Столы накрывают на всех дружстевников. Все, и даже старики древние, приходят. Садятся за столы, поставленные в самом большом зале, какой только имеется в селении. Обычно это местная господа. На русский язык трудно переводимое слово, потому что у нас таких заведений просто нет: это и не ресторан, и не столовая, и не пивная, а что-то между, и вместе с тем уютное, почти по-домашнему. Может быть, раньше у нас в России такими были трактиры? Столы обычно ставят буквой «П», как на свадьбах у нас. На столах выстраиваются вазы с салатами, бутылки с водой и с пивом. Пиво еще и кружками носят. Пей сколько хочешь. Потом и горячее подают. Но сначала официальная часть проходит. Тоже за столами. Отчитывается председатель, потом бухгалтер, затем гость из районного комитета слово держит, из местного — тоже. Во время выступлений разрешается только водички минеральной попить, а все остальное потом. Если трудодень вышел на плановый или выше, то за столом ликование. Дружстевники получают доплату, т. е. весь годовой заработок за вычетом аванса. Шампанское появляется. А потом всего от пуза и танцы под музыку духовую. Даже старики со старухами польку оттанцовывают, до того зажигательно играют музыканты.