Эльвира Филипович - Я, мой муж и наши два отечества

Нацовский зло пыхтит, а Йирка смотрит с явным сочувствием на меня. «Так в наших колхозах делают, — говорю, — учили меня так в институте советском!» — и стараюсь Нацовскому прямо в его зенки глянуть. А он поверх смотрит: «Здесь вам не Советы, здесь…» — однако осекся. Я промашкой Нацовского сразу же воспользовалась: «СССР — наш образец!» — говорю его же пропагандистским языком. А он сразу смолк и вдруг вспомнил, что ему срочно куда-то звонить надо, выперся в соседний председательский кабинет, а Йирка пожал мне руку и сказал, чтобы не переживала, что ничего мне за мой проступок не будет, потому что я советская и, мол, здорово Нацовского отшила. Обидно было, что «ничего не будет» лишь только потому, что советская. Так и не смогла я убедить Йирку, что в моем действии даже и проступка не было. Он стоял на своем: нельзя нарушать предписания.

Собаки Белка и Стрелка (фото из интернета)

Меня поздравляют. Наши слетали в космос! Первые в мире. Восемнадцать витков сделали вокруг нашей планеты и здоровые вернулись на Землю. Пока что это собаки, Белка и Стрелка, русские лайки. А уже готовится и полет в космос человека! От радости я купила две бутылки сухого вина, одну в контору, другую на Новый коровник. Вино все с чувством выпили за русских замечательных собак, Белку и Стрелку.

А на работе во Вратиславицах — силосование, понос у телят, доходные поросята у пани Соботовой, две доярки болеют… Ношусь с утра до вечера. Ленуся в детсадике самая последняя остается. Дома готовлю ужин, укладываю спать свою дочуру, и у самой голова мутится — так хочется спать. Совсем не могу писать дневник, хотя ужасно много интересного.

Белка и Стрелка в космическом корабле (фото из интернета)

Сегодня ветфельдшер был на свинарнике по моему вызову. Сказал, что анализ (он забрал павшего поросенка еще на прошлой неделе) никакой инфекции не показал. Так в чем же причина доха?. Ищем ее втроем — фельдшер, пани Соботова и я. Близкородственное? Нет. Полы? Тоже нет. Все отремонтированы, комбикорма хорошие, минеральная подкормка, рыбий жир… Все нюхаем, не затхлое ли, высматриваем, нет ли плесени. Пробуем рыбий жир и все трое одновременно хватаемся за голову: пахнет машинным маслом. Да это вовсе, оказывается, и не рыбий жир, а масло машинное! Как могло случиться?! Откуда бочка? Да со склада, конечно… «А кто привез?» — живо интересуется ветфельдшер. — «Пан Сиротка, старый, что лошадьми ездит». — «Та-ак, пан Сиротка, — повторяет ветфельдшер, и уже каким-то прокурорским голосом: — Это который бывший бандеровец, с Западной Украины? А выдал кто?» — «Ключи у Голого и у механизатора. А из бочки этой я сама пробовала: рыбий жир там был. Еще и пану Штефке для откорма свиней ведерко отлила… На откорме все здоровы».

Пани Соботова сокрушенно себя по лбу стучит: «Я-то, мне-то, попробовать бы! Ведь всегда все пробую, а тут…» Мы с фельдшером переглядываемся: тоже ведь не догадались давно попробовать. Однако я же пробовала на складе.

Пошли на склад, и там оказалась бочка — та самая, с рыбьим жиром. На вид совершенно такая же, как на свинарнике с машинным маслом. Для себя делаю вывод: всегда все надо пробовать, и не только на складе, но и на скотных. Ведь уж сколько времени пани Соботова жалуется.

Страшно себя ругаю, чуть ли не плачу с досады на себя. Пани Соботова даже успокаивает меня и благодарит: «Спасибо, пани зоотехничка, что пришли, разобрались, а то бы… Я ведь ночи не спала. Теперь все поправится!»

А время идет своим чередом, и уже закончилась жатва. Всем дружством справляем дожинки — конец уборки урожая. Сняли самую большую пивную, зарезали выбракованную свиноматку, пригласили четырех музыкантов. На дожинки начальство приехало из района, оба Йирки пришли. Все веселые, добрые. Чешская полька зажигает. Танцую, но все больше со стариками. А куда ж молодежь подевалась? Мне сказали, что в этом доме есть еще зала, маленькая. Захожу туда. Там теснотища, пары друг к дружке впритирочку, распаленные нездешней, какой-то рыкающей музыкой, идущей из проигрывателя, на всю катушку включенного. «Джиби-джиби, джиби-джиби, джиби-джиби бой!» — поет криком чья-то хрипучая глотка. И что только не выделывают танцующие под эти хрипы. А Зденек мой, такой медлительный помощничек — вот, оказывается, где настоящий его темперамент! Ноги будто чечетку чешут, и все тело дрожит, змеится под музыку. Молодость! А мне такого темпа уже не взять…

Только переступила порог конторы, вернувшись с утреннего обхода, механизатор наш подлетает: «Пани Птакова, тайни (по-нашему энкавэдэшники) вас дожидаются!» Два серых костюма, две пары очень ясных глаз. «Бочка с машинным маслом! Будем вас допрашивать!» Допрашивать! Сердце мое аж в пятки укатилось: представилось вычитанное из книг о допросах в гестапо: «Заберете меня?» Они, видать, поняли мое состояние, заулыбались мне оба. Теплоты, однако, в их глазах не появилось, все также были ясно-холодны…

Между тем из конторы все-все поуходили, и я с ясноглазыми дяденьками одна осталась…

«Теперь говорите все, как было». Я рассказала. «Значит, вы утверждаете, что на складе была только одна бочка, когда вы ее давали возчику?» — «Да». — «А возчику вы сами выдавали?» — «Наверное, кто ж еще?» — «А у нас написано, что Голый выдавал. Он же складом ведает» — «Может быть…» — «В общем, вот протокол, подпишите и идите отдыхайте. Вы устали, с раннего утра на ногах», — участливо говорит мне длиннолицый, даже взгляд потеплел.

Читаю протокол. Мамочки! Так это выходит — диверсия?! Пан Голый решил дружству «мину» подложить, поморить поросят у пани Соботовой! Для этого он и бочку подменил, дал с машинным маслом вместо рыбьего жира. И возчика подобрал «своего» — пана Сиротку, бандеровца бывшего. Пан Сиротка подтвердил, что сам Голый выдавал ему эту бочку.

«Да ведь Голый никогда сам на склад не спускается. Он сидит на втором этаже, зарыт в бумагах, по крутой лестнице вниз-вверх не пойдет — колени болят. Да и сама „диверсия“ чересчур уж мелка. Нужно ли Голому, бывшему генеральному директору Ботостроя, бывшему министру всей легкой промышленности Чехословакии, нужно ли ему поросят морить в своем же хозяйстве, где он подсобным производством руководит, где он зарплату получает? Нет, нет, я не подпишу, это не так!» — и отдаю улыбающимся мне ясноглазым дядям их бумажку. — «Но тогда как?! Ведь не хотите же вы сказать, что сами перепутали бочки?» — «Да, может быть. Я ужасно хотела спать». — «Но вы говорите, что пробовали?» — «Пробовала, но отвозили не в этот же день, а на другой, может, на третий…» Я действительно уже не помнила, как было на самом деле. Одно твердо знала: это не Голый, а именно ему шьют дело. «Значит, ваша халатность?» — «Моя халатность». — «За халатность тоже бывает. Премии вас лишат». Это как раз не страшно, думаю. Денег у меня полно, а тратить все равно негде и некогда…