Эльвира Филипович - Я, мой муж и наши два отечества

Наконец тайни уехали, как оказалось, так и не допросив пана Сиротку, который, говорят, был в соседней комнате и весь трясся, приготавливаясь к допросу. А в протоколе указано было, что Сиротка признался! Ничего себе!

С утра морозец, летит снежок. Россия вспоминается. В обед приходит ко мне пан Нидрлэ: «Телевизионщики приехали, хотят снимать!» У самого по роже улыбка плывет. И вправду, меня, молодого зоотехника, ждут. Сначала прочесали камерой все подворье, что возле конторы, потом остановились на двери склада. Я должна эту дверь открыть, войти… «Цопан, цопан (косу т. е.) распусти, — командует бородач-телевизионщик, — теперь входи!» Открываю дверь. Прямо передо мной два одинаковых бочонка. (Но ведь тогда, ей Богу, был один. Как же могло это статься?) «Бери бочку. Ту, что поближе к дверям! На бок ее клади! Теперь выкатывай! Не так быстро. Стой! Изобрази сонный вид. Покажи, что спать тебе хочется! Зевни!» Послушно все исполняю. «Молодец! Спасибо!» — весело благодарят меня симпатичные дядьки и, уезжая, говорят: «Смотрите сельские новости!»

А недели через полторы куда ни пойду, всюду шутливо и очень тепло поздравляют меня: «Видели в телевизоре твою косищу!» Меня со спины показали, как бочку выкатываю и зеваю при этом. «Не выспалась, потому что молодая, гулянки до позднего вечера, да и вообще, волос длинный, ум короткий», — это был комментарий ведущего. Вот, мол, что может быть — вместо рыбьего жира заспанная девушка-зоотехник машинное масло выдает, когда в хозяйствах за такими вот молодыми неотесанными нет контроля со стороны старших — председателя дружства, МНК (местного национального комитета) и т. д. Однако фамилии моей не назвали. Значит, это лишь в назидание другим.

А вечером зазвал меня к себе наверх пан Голый:

— Откуда вы такая?

— Из Москвы.

— М-м-м, спасибо! За то, что взяли все на себя.

— Так вы же не виноваты!

— Хм, тогда в сорок девятом я тоже был не виноват. А меня чуть было не повесили. Смертную казнь заменили потом Яхимовскими рудниками. Слыхали о таких? Там уран добывают. Для ваших ракет, для атомных бомб.

— …?!

— Словом, спасибо вам, — пан Голый пожал мне руку. В его вылинявших, наверное, когда-то голубых глазах сквозь мрак тоски светилась нежность.

Так здесь техника-осеменителя зовут. Вратиславицы обслуживает молодой, спортивного вида Лойза Когоут. Доярки его любят, потому что после него все — и коровы, и телки — остаются стельными, хотя на вид он кажется несерьезным: всегда с прибауточками, со смешком. Доярок, особенно молодых, всех перецелует, всегда скажет комплимент, пошутит. «Лойзику, почему ты не женишься? Ведь уже старый, скоро тридцать будет?» — пристают женщины. «Не могу выбрать. Мне все нравятся. Я б со всеми!» — весело отвечает он.

А специалист он превосходный! У нас во Вратиславицах после него все вообще телки старше полутора лет стельными остались. Вот, думаю, приехал бы сюда из Тимирязевки профессор Шепилов! Как он ругал искусственное осеменение. А мы верили ему. Клялись телок только быками покрывать… А оказалось, дело не в самом методе — искусственном осеменении, а в мастерстве его исполнения. Осеменатор Лойза — настоящий мастер!

А зима теплая выдалась. Еще февраль, а вербы уже пушистыми почками распустились. Коровы здоровых телят приносят и хорошо покрываются снова. «Быка на мотоцикле» чуть не каждый день зовут. И сегодня мотоцикл его здесь, рядом с коровником, хоть уже все доярки домой поуходили. Смотрю, а самого «быка» нет. Пошла на телятник, и там никого. Глядь — к сеновалу приставлена лестница и дверца открыта. Я по лестнице. Слышу стоны тяжкие. Скорей-скорей, спасать лезу. А потом, как увидала, так чуть с лестницы не скатилась. Тина, так мы, не знаю почему, молодую пани Новакову меж собой зовем, голешенька, с рыжими, распущенными, как у ведьмы, волосами, закинув голову назад, скачет на мужике голом, будто на лошади едет по колдобинам. Я молча вниз, да на коровник, бегу в подсобку, делаю вид, что журнал смотрю. А минут через пять эта Тина заявляется. В халате, волосы скромненько платочком повязаны. Сама — как ни в чем не бывало, глаза ясные, только щеки румянятся непривычно.

А еще минутки через две слышу — мотоцикл заурчал, отъехал «бык». Хотела было Тину отругать, ведь у нее муж, и хорошо вроде бы живут меж собой, не ругаются. Дочка школьница, сын… Однако язык не повернулся ругать. Лицо ее было таким по-бабьему счастливым, и результаты работы отличные: ни одной яловости, и телята все живы, с хорошими привесами. Я и промолчала.

Сижу над производственным планом. Надо, чтобы и производство было на уровне и трудодень выше нынешнего. Казалось бы, второе первым обуславливается: чем больше произведем продукции, тем выше трудодень. Однако это не совсем так. Взять, например, молоко: на тех кормах, которые даем — сено, дождем измоченное, да силос, да (слава Богу, что есть!) пивная дробина, — удои свыше трех тысяч на корову не поднять. Комбикорма нужны, а их район по лимиту распределяет. А что сверх, так это ужасно дорого. А откорм свиней и вовсе убыточный. Очень дорогие корма. Поэтому, чем больше запланируем откорма, тем больше убытка, ниже трудодень. Оказывается, даже и птицеводство невыгодно, хотя там и яйценоскость неплохая и цыплята не болеют. Откорм бычков только потому прибыль приносит, что не выгнали еще с пивовара нас. Однако увеличивать это производство нельзя, негде. Словом, как ни стараюсь, как ни напрягаю мозги, трудодень за счет производства не могу поднять, даже на бумаге. И тут пан Голый приходит на помощь: рисует в план прибыль, которая пойдет за счет подсобного производства. Он уже и в этом году вытянул трудодень на 20 крон, а на следующий планирует 24 кроны.

К нему не только я, но и председатель ходит за советом, когда дело финансов касается. Сам пан Голый работает по 16 часов в сутки. Он здесь же в конторе и живет, рядом со своим огромным кабинетом, в маленькой коморке, где, говорят, окошка даже нет, а только топчан. На воскресенье он куда-то уезжает к родне, потому что своего дома у него нет.

Всех нас — главных зоотехников, агрономов и механизаторов хозяйств собрали в Либерецком райкоме на совещание. Председатель Ванек, черноволосый, с бледным лицом, устало говорит о дальнейшем укрупнении дружств, о специализации района, хозяйств, ферм. Вместо более чем пяти десятков малых колхозов будет не более десяти больших. И притом каждый специализируется по отраслям. Например, в наших Вратиславицах крупный рогатый останется и свиноматки. А откорм поросят в Осташов уйдет.

Потом как всегда говорили о «великом Советском Союзе, образце». Меня всегда мутит от хвалебных слов в адрес моей страны, потому что ужасную фальшь чувствую. Потом выступает Панцнер, главный зоотехник бывшего Либерецкого края (вот уж кто совсем не похож на зоотехника). С неприятной учтивостью сообщает о приезде в Чехословакию крупных советских ученых: председателя ВАСХНИЛ П. П. Лобанова и известного агробиолога Т. Д. Лысенко. Трофим Денисович, мол, предлагает свои услуги в подъеме жирномолочности. Целый час сусолит соудруг главный зоотехник тему огромных достижений подмосковного хозяйства «Горки Ленинские», где Лысенко руководит. Потом журналист из «Новостей» выступил. Был недавно в Москве. Ох, и понравилось ему там! Восторгается размахом строительства жилья. Везде краны! В районе Ленинских гор еще пять лет назад все было голо, теперь там целый город! Москвичи по-прежнему очень радушные и стали лучше одеваться. Затем районный эконом обратился к агрономам и председателям: перестаньте сопротивляться «королеве» кукурузе. Все равно заставят. Это линия партии. А зоотехники, мол, должны все меры принять, чтобы лучше ее использовать.