Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

— Десять… Барабанные палочки… Дедушка… Топорики…

Барабанные палочки — это одиннадцать. Топорики — семьдесят семь. А дедушка — девяносто.

И торжествующий крик:

— У меня «квартира»!!!

И кто-то загребает банк… Иногда даже я.

Может, поэтому, наигравшись в детстве, я больше никогда не испытываю игорного азарта…

А когда я уже училась в школе, в классе шестом, упросила-умолила родителей купить мне набор «Юный химик». И, вопреки их опасениям, очень ответственно относилась к опытам, все делала по книге и была в полном восторге. Химию любила, потому что любила чудеса: из двух или нескольких веществ получается нечто необыкновенное, разве не чудо?

Так о чем я? В те времена каждая уважающая себя девочка имела при себе сумочку и зонтик. Сумочку мне прислал отец, работавший в то время в Москве. К моему величайшему разочарованию сумочка была не красной, как у всех, а бежевой, цвета какао с молоком. Только сейчас я понимаю, что сумочка была очень красивой, в форме колокольчика, из натуральной кожи. Нет, нужно было, «чтоб как у всех», и я долго рыдала из-за цвета сумочки, ох и глупыми мы бываем! Позже сестра из Москвы привезла мне самую модную ярко-желтую сумочку. Из клеенки. То-то было радости! А зонтик у меня был самый-самый, не знаю, где уж купила мама, тоже китайский, с бамбуковыми палочками. Только бумажный. Но разрисованный. Такого ни у кого не было. Мне все завидовали!

Вот это почти все мои воспоминания. По крайней мере, во всем, что касалось моих игрушек. У Тани Вавиловой были свои: «Танюша, спрашиваешь про игрушки? Первые погремушки — это крышки от металлических чайников и кастрюль. (А вот я про себя этого и не помню. Никаких крышек.) И еще из красной материи мяч, ватой набитый. Папу отправили в Бухару работать. Жили в загородном доме, где раньше обитали жены эмира. Там же и управление было, где папа служил. Какие там игрушки! Да, еще папина мама сшила тряпичную куклу. Я ее помню, она долго сохранялась. Из тряпок, набитая ватой и с вышитыми чертами лица, глаза — бусины. Косы из ниток. Красавица! (Ну вот, а я вечно заброшенная, никто кукол не шил, бабушек и дедушек уже на свете не было, завидно!) В Ташкенте дед уже постарался и где-то добыл мягкого бумазейного зайца в оранжевых штанах из парашютного шелка и чернокожего фокусника с цветными платками в руках. Дед звал его „Багдадский вор“. Фильм тогда такой шел. Из ткани он был, но фабричный и голова под тканью твердая, так я помню. На голове у него был завязан платок, и в шароварах. Ярко одет. Позже были куклы, помнишь, голова из папье-маше, волосы на пробор, косички с бантиками, а туловище из материи. Только кисти рук и стопы ног из папье-маше. Такую Наташей я звала. Но мечтала я о кукле с закрывающимися глазами и целлулоидном пупсе. Папа привез из московской командировки. Купил очень дорого с рук на толкучке. Целлулоидную звали Музой, а с закрывающимися глазами — Таней. Любила я себя! Мебель для кукол папа делал мне из фанеры, посуду дарила тетя, а мама кукол обшивала. А еще мамина знакомая подарила старинную куклу с фарфоровым личиком, с закрывающимися глазами и в парике из настоящих волос. Головка и сейчас у меня хранится, а туловище у нее было не родное, но тоже старинное, из папье-маше. Руки и ноги сгибались. Так как соединялись по частям на резинках. Туловище рассыпалось от старости. Все другие игрушки, которые перечисляют, были у меня уже у большой. Пианино, сервизы, куклы немецкие, мишки, собаки и свинья целлулоидные, мишка плюшевый, фабричная кровать, калейдоскопы, мячики. Но запомнились и были любимы первые. А бабушка Оша, мамина мама, умела из бумаги в одно мгновение вырезать кукол, и я их разрисовывала и ими играла. На Алайском продавали деревянные игрушки самодельные. Всякие коробочки и шкатулки. Дед их разрисовывал и даже на продажу выставлял, когда денег не хватало, как и картины свои. Такие вот игрушки. Да, забыла тетину горжетку из рыжей лисы!»

Представляете, настоящая лиса! Что с ней только можно было вытворять! И наряжаться, и играть, как с настоящим зверьком! Тане действительно повезло!

Свои воспоминания и у Валерии Матвеевой: «Танечка, ты просила об игрушках. Особо много их не было, но, конечно, в памяти что-то осталось. Самая первая игрушка, которую я помню, — это кукла, сшитая мне бабушкой. Она была сразу сшита в одежде, ничего не снималось, и этим она мне не нравилась. Потом купили настоящую куклу, я назвала ее Катя, и жила она со мной очень-очень долго. Со временем у нее провалились глаза, ее много раз чинили, но я очень ее любила. Шила ей одежки разные… Купили мне швейную машинку в чемоданчике. У нее все было настоящее, даже иголка. Она хорошо шила, как бабушкина большая. Деревянная коробочка до сих пор у меня сохранилась, я держу в ней пуговицы. Было много всякой посудки, но однажды мне купили мясорубку! Точно такую же, как у мамы! Восторг помню до сих пор. Уже будучи школьницей, получила в подарок мебель. Все-все настоящее, только очень маленькое. Был в наборе даже фикус в горшке. Много было заводных игрушек и особенно много настольных игр. Я их любила и до сих пор люблю. Да, чуть не забыла: мы рисовали кукол, вырезали их, а потом рисовали к ним наряды! Это что-то! Ничто так не развивает детскую фантазию, как игры с бумажными куклами. Моя бабушка коллекционировала фарфоровые детские сервизы. Трогать их, а тем более играть строжайше запрещалось. Но как только бабушка куда-нибудь уходила, начиналась игра в „гости“. Один сервиз жив до сих пор. Находится в Ташкенте у брата. Надо выпросить как-то…»

Я бы на месте Леры выпросила. Так люблю посудку, которой у меня в детстве не было. И мебели не было. Тут многие вспоминали железную механическую игрушку «Дюймовочку»: бутон кувшинки с такой штукой, на которую нужно было нажимать, поршень что ли? Бутон вертелся, раскрывался, а внутри сидела Дюймовочка. Как я завидовала той игрушке! Так и не купили… Собственно, мне в голову не пришло просить, знала, что в доме ни у кого нет времени ходить по игрушечным магазинам. А вот болванчики с качавшимися головами, о которых написала Люда Грин, скорее безделушки, китайские или японские, для детей не предназначенные. Это просто каким-то детям повезло, отдали играть.

Тема игрушек очень разволновала Зухру Ашрабову. Но у нее с игрушками было явно полегче, если учесть, что между нами лет пятнадцать разницы. Она уже жила в эпоху игрушечного изобилия: «Да, и у меня были Дюймовочка и лягушка с резиновой грушей. А из немецких наборов были, кроме рукоделия, наборы для стирки с крошечными пачечками стирального порошка, с тазиками и масенькими прищепочками (помню, мне его купили на старой ярмарке на Кирова, еще до землетрясения), набор доктора с фонендоскопом, шприцем, шпателями и ванночкой в виде бобового зерна, бутылочкой с сосочкой, набор для девочек с расческами и щеточками, пластмассовыми ножничками, зеркальцем. Юла, мячи, набор с теннисным шариком и конической пластиковой корзинкой со стреляющим язычком на дне, посудка — кастрюльки, сковородка и фарфоровый сервизик с цветочками, заводные игрушки, заводные клюющие курочки и петушки, мозаики, кубики, матрешки, куклы, настольные бумажные игры с фишками… Так оказывается у меня было полноценное и счастливое детство! Воистину нет пророков… Спасибо тебе, Таня, просветила! Спасибо моим папе и маме! А бабушка учила шить. Эх, меня бы, теперешнюю, умную, туда бы на пять минут!»