Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

Кто помнит баночную ветчину?

Тогда это казалось верхом изыска и гурманства.

Небольшие полукилограммовые банки в форме капли. Датская была ветчина, еще какая-то. Была и в пятикилограммовых банках, но ее продавали вразвес в магазинах, и стоила она недешево. Это уже на излете хороших лет, когда я впервые приехала в Зеленоград году в семидесятом, просто погостить, меня поразило, что при абсолютном изобилии мясных продуктов и вкуснейшего окорока (больше таких тоже нет, причем не нужно мне тыкать пальцами на Запад — были, ели, не впечатлило, в том числе и хамон, жили без него и жить еще много лет можно) народ брал сосиски, поскольку тогда Лужкова еще в проекте не было, это он придумал белковые добавки, если кто не знает, а туалетная бумага — это уже народное творчество. А потом брали и баночную ветчину, потому что в колбасных отделах висели гроздья краковской и ничего более.

Зато сейчас изобилие. Вот только сколько ни пробую баклажаны в банках (зимой), есть это нельзя. Даже армянские консервы, хотя уж кажется…

А узбекские нынешние не пробовала, хотела купить баклажанную икру, но ее уже не было: весна. Жаль.

Как же я люблю весну!

Вот вылезли листья ирисов у дома, вот набухли почки на сирени, вот появилась мать-и-мачеха, значит, зима уж точно не вернется.

Правда, то дожди, то похолодание на цветение черемухи и майские, а как-то в мае, когда довольный народ посадил картошку, пошел снег…

Но я знала и другую весну. Весну без возвращения к зиме. Как-то привыкла я, что уж если потеплело, значит температура будет все повышаться, не без майских гроз, конечно, когда тополя валятся, как костяшки домино, а град сечет кору на ветках деревьев.

Но отсчет там совсем другой: фиалки, тюльпаны, степные и горные, ирисы, сирень, бульденежи…

Веснааааа!

А весна на Алайском — статья особая.

Бывали ли вы когда-нибудь на старом Алайском? Настоящем, а не бутафорском? Большущем. С длинными рядами, с весело переговаривавшимися продавцами и толпами нетерпеливых покупателей. Ох, как много было там покупателей! И главное, всем всего хватало!

Для меня тот Алайский был и остается одним из главных мест, одним из олицетворений того Ташкента. Вслушайтесь: волшебное слово. Алаааааайский…

Больше всего на свете я любила смотреть и нюхать. Вот так встанешь посеред базара и втягиваешь носом аромат весны — свежей, сбрызнутой водой зелени, умытой, красивой, хрусткой.

Зелень начиналась за кругом, после книжного и ювелирного. Конечно, рядом с ювелирным потом построили большой овощной, почти всегда пустовавший магазин. Смысла в нем никто не видел, но для порядка. Нужно же показать, что и государство участвует. А репертуар там был смехотворный, хотя очень-очень дешевый. Зато зелено-овощные ряды тянулись почти до самого мясо-молочного павильона.

А и посмотреть было на что!

Одни резчики моркови чего стоили! Искусство, истинное искусство. Как они только ухитрялись не порезаться? Только слышен стук ножей, очень острых, и на глазах неизвестно каким образом растет гора моркови на плов: гора красной, гора желтой.

В прошлом году я впервые за тридцать лет поехала в Ташкент. На Алайском лежали морковные горки. Моя подруга попросила продавца нарезать немного моркови для меня. Женщина взяла нож и принялась неторопливо резать морковь. Нет. Резала она по всем правилам, только так я тоже умею. Той быстроты и точности в помине нет… Та работа была ювелирной.

Но и кроме моркови есть на что посмотреть!

Редиска в пучках, красная и белая. И мелкая, и очень крупная. Но круглая. Позже появится «майская», она так и называлась. Розовая, удлиненная, формой похожая на дайкон, только короче. Говорят, ее больше нет. Исчез прекрасный сорт. Не горький. Жаль.

Пучки салата, зеленого лука, очень молодого чеснока, райхона, укропа, кинзы, кутема (это такая пряная травка, по-грузински цицмати, по-армянски кутем), петрушки…

В общем, все для весеннего салата.

Чуть позже появятся первые огурцы, помидоры и горошек, сейчас такого точно нет — большие плоские съедобные стручки. В свой приезд пробовала горошек не мозговых сортов, несладкий. Такой только сушить.

Было это… ой, было это… нет, я уже почти взрослая была. Лет шестнадцать.

Мама уехала в Мацесту по путевке, выданной ей профкомом газеты. Остались мы с папой на хозяйстве. Нужно сказать, папу можно было подбить на что угодно. Но исключительно в отсутствие мамы. Купить мне дорогую брошку (пять рублей — серьезные деньги), разрешить коротко постричься (люди моего поколения помнят, что это было такое — выпросить разрешение у родителей), выделить средства на модную ткань… Папа-папа, ни в чем ты не мог отказать своей авантюристке-дочери…

Ну, я и хозяйничала, готовила что-то. А тут так захотелось салата — сил нет.

И компания собралась подходящая. Игорек Дехто, младше меня на два года, и его двоюродный брат Ян, мой ровесник, приехавший погостить из Андижана на весенние каникулы. Мама Игоря Людмила Яновна, потомок латышских стрелков, была ценным специалистом в минздраве и днями пропадала на работе. Так что наша троица была предоставлена самим себе. И при этом ничего спиртного, никаких сигарет, совместное чтение неизвестно откуда попавшей к Яну книги о джазе, походы в кино и трепотня целыми днями.

Подбила я всех идти на базар. Обещала приготовить салат. Мне поверили.

Ну и отправились мы на Алайский. День стоял серенький, даже дождь накрапывал, но от этого запахи и краски становились еще ярче. И снова запахи мокрой земли, мокрой зелени, смешанные с ароматом пряностей, — запахи ташкентской весны. Продавцам еще и лучше — зелень водой не сбрызгивать. Хотелось зарыться лицом в этот перекочевавший на рынок огород и вдыхать, вдыхать… Даже сейчас на нашем рынке зелень так не пахнет — не та земля, не то солнце. Я покупала себе и им, нещадно торгуясь, мальчишки тащили. По-моему, меня даже зауважали за хозяйственность. Догадалась я захватить из дома две баночки, и мы еще зашли в мясо-молочный павильон и купили той сметаны, какой я потом не пробовала уже… Ну сколько здесь живу, столько и не пробовала. Немки привозили. Вместе с молоком и творогом. Из Черняевки. Видимо, суббота была или воскресенье. И немки тогда были, и Черняевка, и их товар можно было не проверять — абсолютная чистота, абсолютная порядочность.

Странное мы собой представляли, должно быть, зрелище. Трое подростков, в полном согласии покупающих зелень — сцена не совсем обычная. Но ничего, продавцы относились к нам как к взрослым и даже цены не ломили. Я еще купила щавель, немного моркови и мы мирно побрели домой.

А дома я, как обещала, накрошила салата на всех, и мы все это слопали со сметаной и замечательным ташкентским серым хлебом. Папе я тоже сделала салат и сварила суп со щавелем и крутым яйцом.