Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

Кроме того, мне еще повезло и в том, что в доме на Навои, 14, где жили родители мужа, был книжный. Подружилась я с заведующей Тамарой Дмитриевной. Репатрианткой. Очень интересной пожилой дамой. Приехавшей из Харбина и, как позже выяснилось, немало претерпевшей от советской власти. А вот сестра ее сообразила уехать в Сан-Франциско. Там, наверное, было полегче. Вот она-то и подкидывала мне иногда от своих щедрот поэтические томики. Они до сих пор у меня. Цветаева в «Большой библиотеке поэта», Аполлинер, Апухтин, Ронсар и Бодлер…

Никогда не забуду, как прибежала домой, размахивая томиком Бодлера «Цветы зла». Сижу, читаю. Приходит свекровь, дама хорошая, но далекая от подобных изысков. Спрашивает, что читаю. Я отвечаю. Она берет у меня книгу, читает первые несколько строчек, поднимает ошеломленные глаза и шепчет:

— И ты что-то понимаешь?

Я говорю: «Ага». Но, по-моему, она явно заподозрила, что с моей головой не все в порядке.

Собственно говоря, так оно и было — нормальный человек столько книг не читает. А я еще по толкучкам бегала: одна была в том скверике возле кукольного театра, где позже похоронили Рашидова, вторая — на Тезиковке. И спекулянт у меня свой имелся — Гриша. «Алису в стране чудес» я у него купила! И сказки Перро. И несколько томов «Большой библиотеки поэта».

Об этом я писала в дискуссии по поводу «Мастера и Маргариты». Тогда эта книга действительно стала для меня ударом грома с ясного неба. И Я НЕМЕДЛЕННО СТАЩИЛА ИЗ БИБЛИОТЕКИ КЛУБА «ВОСТОК» ОБА ЖУРНАЛА «МОСКВА». И никогда в этом не раскаивалась. Вот. И не раскаиваюсь даже сейчас.

Псих — он псих и есть…

Но самым большим моим впечатлением было побоище, устроенное в день подписки на Федора Михайловича.

Чистый Голливуд и тот отдыхает!

А дело было так: в газете появилось объявление, что завтра будет проводиться подписка на Достоевского. Отпросилась я с работы и помчалась к Пассажу. Приезжаю — а там уже слишком много народу записалось. Тогда я бегу в «Академкнигу» напротив «Голубых куполов». Прошу при этом заметить, что сам магазин — на первом этаже жилого дома, и к дверям ведут лестница и крылечко. А дом как бы стоит внизу, и чуть подальше через тротуар — арык, за которым высокая земляная насыпь. Так вот, я записалась одной из первых, вечером пришла на перекличку. А когда пришла утром, оказалось, что люди образовали вторую, как мы посчитали, незаконную очередь, и теперь все окончательно запуталось. Очереди две, и обе настаивают на том, что их дело правое.

Провели перекличку, я здраво рассудила, что в драку не полезу. Если победят наши — я подпишусь, если чужие — что делать… И залезла на эту насыпь, откуда открывался очень удобный обзор. Время к десяти, то есть к открытию.

И тут! Прибегает директор Пассажа (я его знала, такой маленький, худенький), является вместе с бланками подписок, потому что у Пассажа творится нечто невообразимое! Заметьте, издание академическое, выходит впервые. Такого ажиотажа у магазина подписных изданий сроду не наблюдалось!

Без десяти… И тут началось!

Вот такой драки я действительно больше наяву не видела: только в кино. «Наши» стали выкидывать, именно выкидывать узурпаторов с крылечка, люди буквально летали вниз через перила!

Тут, ясное дело, вызвали милицию. Так вот, я действительно клянусь, это было: кто-то с ходу засадил милиционеру ногой по физиономии. Просто картина маслом! Доблестная милиция не сдалась, и грянул бой!

Наверняка среди читателей найдутся свидетели того знаменательного сражения.

А женщины продолжали философски созерцать свалку в ожидании исхода.

Победили «наши»!!! И я была в первом десятке подписчиков!

Это было перед отъездом из Ташкента. Навсегда.

Но пока что мне по-прежнему девятнадцать. Еще девятнадцать. Хотя год уже шестьдесят пятый… Но весна.

И на мне пресловутые красные шпильки. Мне до сих пор кажется, что красные шпильки — якобы отличительный знак ташкентских проституток — просто городская легенда: слишком многие женщины носили красные туфли. Те самые десятисантиметровые шпильки и модное платье-трапеция с асимметричным рисунком. И плевать, что в них рост у меня теперь уже метр восемьдесят пять, потому что рядом со мной почти двухметровый спутник, и мы идем по Бродвею в сторону Дворца, и со всех сторон несется: «Привет, Таня, привет, Володя». Спутник мой довольно известен в городе, да и меня многие знают… И жизнь прекрасна, потому что вся еще впереди, и каблучки стучат по асфальту, и апрельский ветерок вихрит волосы, и все хорошо, и меня ждет только счастье, и я еще в Ташкенте, и кругом все свои, родные… И даже землетрясения еще не случилось…

…Две тысячи десятый. Март месяц. Я иду по нашему рынку. Рынок недалеко от моего дома, минут пять ходьбы. Собственно говоря, это один из четырех объединенных вместе рынков, самый ближний. И поэтому меня знают все, и я знаю всех. Шпилек, конечно… Какие там шпильки. И спутника тоже рядом нет. Я одна, но все хорошо. Потому что мне со всех сторон кричат, равно азербайджанцы и узбеки:

— Здравствуйте, Татьяна Алексеевна! Поздравляем с праздником!

— Спасибо, вас также, — отвечаю я, понятия не имея, о чем идет речь. Потом все-таки не выдерживаю, подхожу к узбечке, торгующей пряностями и рисом.

— Саида-хон, скажите, что за праздник сегодня?

— Как, сестра, неужели не знаете? Навруз сегодня. Новый год значит.

— Ну, с Новым годом, с новым счастьем…

И счастье, может быть, еще не исчерпало все свои запасы и чудеса? Может, оно мне напоследок улыбнется?

Так хочется верить…

P.S. Если мужу кажется, что я совершила поступок, недостойный истинной ташкентки, он очень ехидно констатирует:

— Ну вот, теперь ты стала настоящей москвичкой.

И мне становится стыдно.

Но на днях я заявила ему, что мои шансы стать настоящей москвичкой, можно сказать, сведены к нулю.

Потому что отныне я в основном живу в Ташкенте.

И это неоспоримый факт!

А это уже не постскриптум, а просьба. Я начала писать про Малясова, мечтая найти одноклассников — люди моего возраста в социальных сетях сидят редко. К этой моей мечте присоединилась и Люда. До сих пор нам не очень везло. Нашелся только Саша, нет, теперь уже и Баходыр Умаров, и Лариса Шалорьян, и Володя Водопьянов, и Валя Тимофеева, и Лида Ильина. И все мои бывшие одногруппники отыскались. Увы, двоих уж нет.

Может, моя писанина через десятые руки дойдет до тех, кто помнит и нас, и школу.

И до тех, кого мне страстно хочется найти.

До Саши Мишина. Шурика Турчинского. Их было трое, Саш. И все жили в одном доме на Полторацкого. Одного уже нет. Саши Березовского. Я это точно узнала. Но может найдутся остальные? Может отыщется Петя, сын Лени Миронова? И Люба Слуцкая, и ее сын Максим? И Вера Провидохина?