Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

Ан нет, если верить Лиде Козловой:

— Росли вроде бы на узкой клумбе у подножья, — подтверждает она.

И тему тут же подхватывает Энвер:

— Таня, мне кажется, я уже рассказывал моменты в связи с доской почета. Повторюсь, если не осудят. Задняя сторона этого места с дверью (чтобы войти и поменять почетных) выходила во двор нашего (правого) корпуса ТашГУ. Как раз около спортплощадки, где вечерами играли в «парагвай» (футбол без вратаря) на пиво или просто употребляли пиво вне связи с футболом. И однажды, когда процесс был в самом разгаре, была обнаружена незапертость двери, ведущей к доске почета. Наш курс, отличавшийся исключительной хулиганистостью (притом исключительной же коммуникабельностью и дружбой с курсами старшими, младшими и вечерниками), не преминул сим воспользоваться. В лицевую зону доски почета вышли лучшие «хулиганские» представители нашего курса и «изобразили фигуры» на фоне фотографий понятно кого. Остальные в качестве группы поддержки (отдельное спасибо вечерникам) и главных получателей кайфа собрались снаружи, на Карле-Марле. Честно, не ожидали такой восторженной поддержки со стороны гуляющих по нашему Бродвею. Когда подъехала милиция, все успели благополучно смыться.

— Ура и слава богу, — это говорю я, потому что подобные подвиги грозили исключением из комсомола с последующим выпиранием из универа.

Оказывается, и Акулина помнит тот флэшмоб, выражаясь нынешним жаргоном:

— Вот-вот. Дойдя в таниных воспоминаниях до доски почета, я сразу вспомнила этот твой пивной подвиг.

М-да… Ну и жили же люди! Господи, мы по сравнению с вами были просто чем-то вроде смолянок! Только что парами на переменке не гуляли! Попробовал бы кто у нашего Ваганова Евгения Федоровича такое выкинуть! Без соли бы съел!!! Но Энвер доставил мне немало радости своим рассказом. Ибо я в душе хулиганка редкостная, хоть и приходилось разыгрывать пай-девочку… Впрочем, от того, что творилось в наших общежитиях, волосы дыбом вставали!

Но Энвер не совсем со мной согласен:

— Тань, иной раз незлобное веселое хулиганство, назвать его правильнее озорством, было даже функцией «выпуска пара» при строгом руководстве. Е. Ф. В., насколько знаю, по суровости меркнет в сравнении с деканом геолфака С. Х. М. старых времен! Легенды! У нас она была уже не деканом, а завкафедрой. Но после школы А. Ф. Сдобникова №18 нам, пришедшим оттуда на геолфак, все было совершенно приемлемым, понятным (в смысле «правил игры-поведения») и прекрасным. Да. Ну, пьянствовали по чуть-чуть и не только студенты. А то нет? И вот поутру в уже жаркий весенний день один из наших уважаемых и любимых преподов, выглядывая в окно во двор универа, загибал пальцы, сколько к нему сейчас на лекцию явится «орлов» в не совсем адекватном состоянии. И что было системно (но для некоторых, поступивших на геолфак по случаю и т. д. — возмутительно), это балдежное хулиганье сдавало зачеты и экзамены на раз! Особенно по спецпредметам. Осечки лишь по истории КПСС и подобной мути. Так: Бродвей! Вот он! Наши любимые, очаровательные, замечательные однокурсницы всегда были готовы скинуться по 20 копеек, и нам (вместе с нашими ресурсами) хватало на портвейн, полбуханки вкуснейшего ташкентского серого хлеба, который стоил 16 копеек, и некоторое количество кильки (3 копейки 100 грамм — соленая либо 5 копеек — маринованная). И с этим богатством мы шли по Карле-Марле в кафе «Москва» (полуподвал). (А по мне так даже вовсе никакой не полуподвал, а «стекляшка», у меня свидетели есть, не знаю, в каких там полуподвалах он пивом наливался!) Ну, совсем рядом, по правой стороне, за универмагом, около книжного, напротив спортивного с фототоварами. Детали: фотоувеличитель и ванночки для проявителя-закрепителя, купленные именно там, у меня до сих пор хранятся (зачем?) на антресоли, а в комнате у дочи лежит гитара чешская «Кремона», приобретенная в музтоварах рядом с «Москвой» году наверное эдак в 1966-1967-м… Там же на удивление тогда продавались и банджо.

И все ошибки немедленно подмечает Вася:

— Все было бы хорошо если бы не: 1. Кафе «Москва» — не полуподвал! 2. Супротив спортивного с фототоварами была «Фергана», опять-таки ступенек четыре-пять, причем вверх. Да… На портво надо было налегать поменьше.

Но и Вася тоже неправ! Вот мне кажется, то есть я уверена, что «Москва» не полуподвал, а «стекляшка», причем самообслуживания. Через Иканскую улицу на углу была «Минутка», где подавали только кофе с немудреными пирожными типа «Кольцо»!

Энвер так честно и признается, что мог быть неправ:

— Вполне мог запамятовать, как-никак более сорока лет прошло, и сколько потом еще было подвалов и полуподвалов, даже малозаметная румынская виноразливочная точка на Иерусалимском продуктовом рынке, где мы «нарушали» сухим вином в песах (1996)!

Стыд и позор! Вином! В песах!!! Не ожидала! Бывает же такое! Совести у них ни на грош! Вот они, неискоренимые пороки социализма!

Тут разговор самым решительным образом переходит к Лиде:

— Дамы и господа! Так как мы гуляем поперек времени и пространства, давайте указывать, в каком десятилетии пребываем. Не знаю я в первой половине 1950-х никакой «Ферганы». По нечетной стороне за Узкитабом — «Академкнига», за ним «Культтовары», где действительно продавались банджо, пианино и балалайки, а в соседнем зале уже в шестидесятых — замечательные немецкие куклы, потом ювелирный, потом комиссионный. Дальше на углу Маркса и бывшей Иканской — «Москва». Так ведь? А через Иканскую эта самая «Фергана»? Это, собственно, что? Ресторан?

— Ничего подобного! — энергично возражаю я. — Напротив, через Иканскую — «Минутка», я же писала, кафе. С пирожными. А вот за углом от нее, уже на Иканской — кафе-автомат. Там можно было за денежку получить напиток, а может и продукт, никогда не бывала, это я про шестидесятые. А никакой «Ферганы» не знаю.

— На дверях «Академкниги» долго висело рукописное объявление о подписке на Апулея, — ностальгирует Акулина.

— Акулина, — утешаю я, — тогда Апулей не котировался, впрочем, как и сейчас… А вот я — за ювелирный. Иногда там тааакие вещи попадались, я со своим помешательством на побрякушках просто отпадала. Там при мне купили кольцо с желтым бриллиантом за ТРИ с половиной тыщи! А в культтоварах продавались какие-то странные металлическое вазы цветов побежалости — это когда в воду капнуть бензина, такие радужные разводы получаются. Нет, я еще в Узкитаб загляну. Чего там только не было! А какие ноты продавались! Я туда ныряла ноты покупать, не поверите, до сих пор хранятся! И книги какие были! Не перестаю благословлять местное издательство, тут тебе и Фенимор Купер, и Жюль Верн, и всякие приключения (мне тогда чуть больше десяти было), и заметьте: кто сейчас отпустит десятилетнюю девочку гулять по всему городу. А тогда отпускали!