Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

— И очень-очень жаль, что убрали. Почему-то ты права, пельменная играет главную роль в том комплексе, куда входил и кукольный театр. Мушшшшшины… Что с них взять! А пельменная… Лида, а я так за всю свою жизнь пельменей в той пельменной не попробовала! Мама почему-то отказывалась туда заходить, а одной было вроде как неприлично, хоть и любопытство разбирало. Вот в шестидесятых там была первая машинка для попкорна, прямо на улице. Почему-то его делали с яичным белком. А кукольный театрик! Такой маленький, а сколько радости! Всю жизнь считала, что это дворцовые кухни, а оказалось — остатки Иосифо-Георгиевского собора! Видимо, о соборе упоминать не рекомендовалось, насколько я уже сейчас поняла. Мы в театр и на взрослые спектакли ходили! А в скверике возле театра одно время была книжная толкучка. И цены там были… Но я как-то ухитрялась выкроить денежки на очередную мечту. Вот около Алайского стояли бабушки, книги были разложены на газетках, и просили недорого. Мне по карману. Дореволюционного Кнута Гамсуна и сборники Вийона и Ахмадулиной я покупала именно у них. А в скверике работали зубры и акулы капитализма. Двадцать рублей за Дрюона — это как? Совести у них не было, а книги почему-то были. Вот и думай…

— В середине 1960-х в букинистическом можно было купить драматургию за бесценок, — вспоминает Лида.

— А я и покупала. Библиотеку драматурга. Была тогда такая серия: серые книжки с темными или синими заглавиями… А сам театрик был отделан серебристым профилем…

— Да, — радуется Таня, — театр кукол, самый-самый первый мой театр. После того, как я впала в истерику в цирке, испугавшись за упавшего клоуна, только в этот театр меня и водили. Это теперь я смотрю на фото, снятое мною в 1970-м, и вижу неказистый домик. А тогда он виделся волшебным замком. Даже соседний княжеский дворец того времени я не припомню, наверное и не смотрела, бежала мимо в театр. А вот что пельменная — это бывшая колокольня Иосифо-Георгиевского собора, да и кукольный театр — бывший храм, я узнала только после похорон Рашидова. (Имеется поправка Юлташа: «Не колокольня, а алтарь». )

— «В нехорошем месте похоронили», — сказал мне один очень пожилой узбек. — Там русская церковь и русские могилы», — объяснил он. Насчет церкви — прав. А могил не было. И Романов не там, путаница из-за названия храмов. Оба назывались военными соборами, но Георгиевский в 1918 году, когда умер князь, военным уже быть перестал. Так что все могилы остались на площади, где был Спасо-Преображенский, официально тогда считавшийся военным. Но тогда, в 1950—1960-х, кто из нас задумывался о прошлом? Мы были счастливы сегодняшним и уверенно ждали обещанного светлого будущего.

— С добрым утром, прогульщики и прогульщицы! — весело восклицает Лида. — Подозреваю, что бродить по театру вам уже надоело. Потерпите немного… Смотрите! В задней стене сцены открываются огромные створки дверей. Во всех российских театрах их называют царскими воротами. Но цари здесь ни при чем. Через них выносят и вносят декорации. Но нам туда не надо. Нам вот сюда, вверх по ступенькам в узкий коридорчик, в котором запрещено курить по-русски и по-узбекски (на латинице). И вот тут предлагаю разделиться по интересам. Мальчишки пойдут к реквизиторам в ближайшую дверь, а девчонки на второй этаж в костюмерный цех. В реквизите много всякой бытовой хурды-мурды (посуда, всякие предметы быта, веера, сделанные бутафорами, стопки книг из папье-маше) и оружие. Вот от него вас, пацанов, не оторвешь. В годы революции много чего поднакопилось, так много, что излишки свезли в театр. Винтовки, пистолеты, револьверы, кинжалы, шашки, сабли, рапиры и т. д. Да еще в красивых ножнах и с дарственными надписями. Где же были тогда этнографы и краеведы? Девчонки, за мной! На второй этаж по узкой лестнице, мимо каморки сапожника! За дверью костюмерного склада полутьма и запах театральных костюмов. Длинные платья подвешены к высоким палкам. Можно выбрать себе любое, поднырнуть под подол, залезть в него, как в палатку, и мечтать. Здесь тоже много интересных вещей, отобранных у буржуев. Шляпы, перчатки, накидки, сюртуки и фраки. А вот это цилиндр-шапокляк. Жесткий черный диск на вид, а если хватит сил встряхнуть его или щелкнуть по нему как следует, откроется блестящий шелковый цилиндр. Парчи довольно много, как и в других театрах. Церковные облачения достались Мельпомене. Ну, пошли дальше? От дверей костюмеров поворот влево и мы… в аду! Короткий узкий коридор. По обе стороны — двери в довольно тесные гримерки. В них очень все по-спартански. Вдоль стены общий прилавок с выдвижными ящиками, маленькие зеркала, в углу чудом притулилось трюмо. Актеры мчатся во весь опор на сцену и со сцены, костюмеры машут огромными утюгами… На сегодняшний взгляд, условия чудовищные, но тогда все казалось в порядке вещей. Если дышать нечем, можно выбраться на маленькую балахону в конце коридора. Кстати, за последней дверью справа — владения инспектора сцены Мирского. На нем — организация творческого процесса, а также «тащить» и «не пущать», пресекать всякое баловство и вольности в рабочее время. Все это — его служебные обязанности. Он блестяще их исполнял. Как же его все боялись, даже дети! А вот на первом этаже в углу — в двух закутках, побольше и поменьше — сидели почтенные дамы, ведущие актрисы, служащие в театре с момента основания или около того. Кто они? Жрицы, властительницы дум или рабыни театра? Все в их судьбах давно и без сожаления брошено на алтарь искусства… Сильные характеры, большие страсти и одиночество… Возле самой лестницы комнатка гримеров: парики на деревянных болванах, плойки, килограммы гуммоза для фальшивых носов. Здесь могли все! Но это совсем другая история… А нам пора на солнышко. Через небольшой актерский дворик за зеленым забором попадаем в типично восточный внутренний двор с фонтаном. Сюда мы уже заглядывали. Вот по этой дурацкой лестнице карабкаются на крышу довольно пожилые портные. Невероятно, но именно там расположен большой скворечник — пошивочный цех. По правую руку остаются двери фойе, а нам налево. Мы снова в здании театра, но теперь в его правом крыле. Там поначалу и находился буфет, продавали мороженое в стаканчиках и газированную воду. Напротив столба с четырьмя зеркалами — две двери. За правой — большой светлый зал, угловое помещение. Окна смотрят на Карла Маркса. Здесь театр кончается. Изначально это репетиционный зал, но его оккупировали художники. Растянули на полу большой кусок холста и пишут вполне реалистический пейзаж. Природа в натуральную величину. Мода тогда была на «писаные задники». За левой дверью, через коридорчик — кабинеты главного режиссера и директора и второй репетиционный зал, холодный и неудобный. Но народу там сегодня полно. В ТЯТРЕГОРЬКАВА затеяли ставить трагедию Шекспира «Ромео и Джульетта». Вот пригласили профессора Абрама Эфроса, театроведа, переводчика, преподавателя театрального института. Беседа на тему «Шекспир и его время». (Кстати, к нам на факультет его тоже приглашали. Это он высказывал мнение, что беда Отелло — в излишней доверчивости и благородстве. Ага, как же! Командующий войсками на Кипре, да еще и ставленник такой интриганской республики как Венеция — и сплошная доверчивость! Ну-у…) Тссс! Пока все на лекции, заглянем в кабинет директора. Кошмар в духе Стивена Кинга! В красный небольшой кабинет каким-то образом затолкали гарнитур в стиле ампир. Тяжеленные кресла, стол и диван с бронзовыми скульптурными нашлепками. Двуглавые орлы, львиные морды, когтистые лапы вместо ножек! Просто можно сойти с ума! Откуда это богатство? Не иначе из резиденции генерал-губернатора. А какая здесь библиотека!!! Брокгауз и Ефрон, Метерлинк, Кнут Гамсун… Пытливое око борцов с крамолой никогда не заглядывало в эти шкафы. Ну все, прогульщики и прогульщицы, пора по домам! Выходим на Карла Маркса через тот же темный вестибюль. Что это за задрипанный грузовичок стоит перед входом? Какие-то люди во всем сереньком, в кепочках и платочках, залезают через борт в кузов… Да это же актеры и актрисы театра им. Максима Горького на выездной спектакль в Чирчик отправляются. А автобуса у театра еще нет, на грузовике колесят по пыльным дорогам. P.S. Портик с колоннами и боковое фойе со стороны двора пристроили в 1955 году.