Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

Жара, толчея, непрерывный гомон, люди с узлами и чемоданами. И множество мелких магазинчиков со всякой дребеденью по обе стороны вокзала.

Что-то вдруг вспомнились наборы «в дорогу» — булка, кусок курицы, беляш. Продавались они в вокзальных буфетах и очень часто были… скажем, не совсем свежими.

Интересно, что билетные кассы вообще были в стороне. Так сказать, на свежем воздухе. Боже, боже, что там творилось летом! Какие-то обезумевшие орды. Записывались за недели! Приходили на переклички! Я всего однажды попробовала вот так купить билет летом. Хорошо, что нашлись знакомые, помогли достать билет, правда, не на скорый поезд, а на тот, который останавливался у каждого столба. И в плацкартном вагоне. Но дотелепались как-то. С тех пор, наученная горьким опытом, я старалась брать билеты сразу в оба конца. Тогда такое было возможно. Мало того, в Москве вообще было возможно заказать билеты по телефону. Правда, если покупать билеты осенью или зимой, можно было прийти в ташкентские кассы за несколько дней и спокойно все купить.

Вспомнились посадки. Кстати, раньше для того, чтобы пройти на перрон, требовались специальные перронные билеты. Потом это как-то отменилось.

Ох, эти посадки… На посадку отводилось полчаса. А вещей у каждого было, как на переезд в другую страну. И у меня тоже. Коробка с помидорами — это святое. Если осень — еще и авоська с дынями. Коробки с тем, что в Москве было в дефиците: постельное белье, хрусталь, посуда, детская одежда, артельная моднейшая обувь. И не нужно забывать, что, узнав о моем возвращении в Москву, меня нагружали посылками, как корабль пустыни. Как это все умещалось в купе при наличии еще двух-трех пассажиров с такой же поклажей — ума не приложу. Факт тот, что как-то мне пришлось покупать под эти навязанные посылки отдельное место, благо осень была, пустые места имелись, а однажды меня просто оштрафовали. Все это настроения не поднимало. Мало того, вдоль вагонов еще шли люди, искавшие знакомых, и однажды мне пришлось взять авоськи с восемью огромными дынями! Это я к тому, что тогда провожающих на перрон пускали. А прибывающий поезд долго шел через город мимо Ташсельмаша, ТашМИ, костела… И все сгорали от нетерпения: скорее бы!

Здание вокзала когда-то казалось таким мощным, величественным, а сейчас — просто не слишком большое и не слишком ухоженное.

Зато я всю жизнь буду помнить привокзальную площадь. Тогдашнюю.

Вокзал находился в черте города. И вот что удивительно: транспорт в Ташкенте никогда не был проблемой. В отличие от нынешних времен автобусов, троллейбусов и трамваев хватало. Каких-то автобусов приходилось ждать долго. У моего дома на Малясова останавливался двадцатый маршрут, а обратно он шел по Урицкого. Вот его приходилось ждать до посинения. А троллейбусы и трамваи ходили часто. На площади останавливалось несколько маршрутов троллейбусов и трамваев, так что попасть в какую-то точку города особого труда не представляло. До Навои, скажем, шел пятый троллейбус, до Алайского — второй трамвай.

Если стоять спиной к вокзалу, слева пассажиры высаживались (конец пути), справа — садились.

Площадь была не слишком велика. В центре в начале шестидесятых установили памятник розового гранита четырнадцати ташкентским комиссарам, погибшим во время осиповского мятежа. Строго говоря, комиссаров было одиннадцать. Но троих тоже расстреляли вместе с ними. Лугин вообще был милиционером. Да теперь это вряд ли имеет значение. Раньше о погибших напоминали названия: улица Финкельштейна, проезд Лугина, Шумиловский городок, Троицкое. Сейчас и это уничтожили. Вместе с памятником работы Дмитрия Рябичева.

Мне он никогда не нравился (памятник, конечно). Я вообще считаю гранит материалом, не обладающим пластичностью. Мне он казался грубым и лишенным одухотворенности.

Но теперь, когда его убрали, я очень жалею. Люди погибли за идею. Какой бы ни была эта идея. Погибли в результате подлого предательства. Сейчас уже поздно в этом разбираться. Но историю уничтожать бессмысленно. Это мое глубочайшее убеждение. Вообще нельзя. А в Ташкенте снесены почти все памятники советской эпохи. Горького сослали на задворки. О Гоголе ничего не известно. Фрунзе. Куйбышев. Карл Маркс. И еще, и еще, и еще. Да и в России не лучше. И все же преступно забывать о своем прошлом. Никакие памятники сносить нельзя. Потому что это свидетельства нашей жизни.

Сейчас на месте памятника стоит другой. Глобус в ладонях. Воздержусь от комментариев.

Да и могилы в сквере Кафанова перенесли… Хорошо, хоть перенесли. А не закатали останки под асфальт.

Итак, площадь.

Справа длиннющее здание Военторга, очень похожее на пассаж. Переходишь в другое помещение, спускаешься на две каменных ступеньки. Там даже ювелирный отдел был. Обувной был. Одежда была. Форма военная была и всякие военные штучки вроде кокард, орденских лент, значков и т. д.

Почему-то я любила там бывать. Просто бродить по магазину. А за углом была булочная, где продавались печенье и сушки. Очень часто товар вывозили на улицу. Там за углом целый ряд был. Торговали выпечкой.

Кроме того, с левой стороны был неплохой книжный.

Да, я говорила, что по обе стороны площади росли деревья?

Прямо напротив здания вокзала был гастроном с большими стеклянными витринами. В одной стояло лимонное деревце с огромными, величиной с голову новорожденного, плодами. Сначала я приняла его за искусственное. Но нет, лимоны были настоящими. Я очень любила стоять у витрины и рассматривать деревце — больше в гастрономе ничего особенно достойного не было.

А еще в доме у вокзала жила Люда Масленникова, моя одногруппница, самая тихая и самая одаренная девочка на всем курсе. Она очень хорошо училась и потом стала завкафедрой вместо Елены Львовны Майской. Тогда она жила в очень хорошем доме с какими-то необыкновенными квартирами, я таких и не видела, видела другие, тоже необыкновенные, были же в Ташкенте дома с нетиповыми квартирами!

И все время в памяти одна картина: не помню, почему я пришла к Люде, а только сидим мы в комнате, что-то зубрим, а внизу Салар и мальчишки на камерах, совсем как в кино.

И тогдашний вокзал, и жара, и толпы на перронах, и мальчишки на камерах — все мелькает и уходить не хочет. Даже нелюбимый мной памятник.

Так получилось, что поезд №5/6 «Москва—Ташкент», «Ташкент—Москва» на много лет стал для нас своим. Сначала уехал в аспирантуру муж, и если не он приезжал на каникулы, ехала в Москву я. Потом, переехав уже окончательно, я рвалась в Ташкент, как голодный к хлебу, проводила там все отпуска, сначала трудовой, а потом и аспирантский, то есть гарантированно два раза в год. Самым сложным было, конечно, достать билеты в сезон. Поэтому я вставала в шесть утра, ехала на Ленинградский вокзал и становилась у дверей касс. Главное — подгадать так, чтобы можно было взять билеты туда и обратно. И тогда уже беспокоиться было не о чем. Естественно, за годы странствий в пути случалось немало веселого, ну и неприятности бывали тоже, как без них?