Ольга Суркова - Тарковский и я. Дневник пионерки

Ближайший переезд из Баланса в Турин лежал теперь для нас через франко-итальянскую границу в Альпах. Путешествие становилось, с одной стороны, утомительным, но, с другой стороны, еще более сказочно прекрасным. Хотя, как вскоре выяснилось, вовсе для нас небезопасным. Когда мы оказались на горных дорогах-серпантино, то на каждом повороте я, задыхаясь от восторга, неустанно восклицала: «Арьен! Посмотри направо, какая немыслимая красотища!», как будто забыв за границей о своей фобии, боязни высоты. Очень странно, но первое время жизни в Голландии у меня было совершенно обманчивое ощущение, что здесь никогда никаких несчастных случаев не бывает вообще. После моего очередного восторженного восклицания на очередном повороте дороги, Арьен, не поворачиваясь ко мне, сдержанно усмирил мой пыл: «Я не могу туда смотреть, иначе мы свалимся». Боже мой, оказывается он тоже боится высоты, но не забылся, как я, а ему-то нужно было вести машину…

Тогда я притихла, а мы потихоньку ползли все выше и дальше, становилось все холоднее и холоднее. А когда мы добрались, наконец, до границы, где в те времена пограничники еще внимательно рассматривали наши голландские паспорта, то оказались в настоящих горных снегах, где все заиндевело в морозе и колких порывах ветра. Эго был такой резкий контраст после солнечного Баланса… А мое воображение рисовало меня уже участницей «перехода Суворова через Альпы»… Когда мы, наконец, спустились вниз, то вздохнули с явным облегчением, увеличивая скорость на прямом шоссе в Турин и оставляя позади нездешнюю красоту горных перевалов…

К другу Арьена мы добрались только в полночь полуживыми от усталости и полностью оголодавшими. Переночевав у него, мы совершили короткую экскурсию по городу, а затем покатили в Рим. К вечеру мы были на родной Виа де Монсе-ратго, где гостили у Тарковских три-четыре дня. А потом снова уселись в нашу машину и поехали в Канн вдоль побережья через Геную, через сказочные итало-французские красоты. Тарковские вылетали на следующий день самолетом…

Когда уже гораздо позднее я отдыхала с мужем и детьми дважды в маленькой итальянской деревушке Арнаско, у приморского городочка Альбенго, солидно выезжая туда уже на своей машине, то, проезжая по пути туда Канн, Ниццу, Сан-Ремо или делая потом выезды в Геную, я всякий раз с грустью вспоминала то оставшееся позади, свободное, по студенчески без забот путешествие с Арьеном, которое мы когда-то совершали только на энтузиазме и без копейки в кармане…

Интересно, что уже тогда, то есть еще до кинофестиваля в Канне, когда Лариса предложила нам приехать в Рим, она уже хотела продемонстрировать дом, намеченный ими для покупки, и посоветоваться стоит ли его покупать. Тогда я впервые попала вместе с ней и Арьеном в деревню Сан-Гри-горио, расположенную в горах, километрах в двенадцати от Тиволи. То есть все это еще раз подтверждает, что Тарковские уже собирались задержаться на Западе еще до всяких результатов каннского фестиваля. То есть реальность никак не соответствовала укоренившейся ныне легенде, в создании которой я когда-то принимала участие, гласящей, что обида Тарковского на неожиданное поведение Бондарчука почти вынудила его не возвращаться домой…

То, что мы нам показала Лариса, трудно было назвать домом как таковым, то есть помещением, годным для жилья… Мы приехали в итальянскую деревушку невероятной красоты, гнездящуюся в горах, вокруг вознесшегося над нею замка. То есть отмеченную всеми приметами средневековья. Деревня делилась на старую нетронутую течением времени часть и новые, современные крестьянские дома. Замком — подлинным, настоящим замком — владела, по словам Тарковских, некая «Принципесса», оставшаяся после смерти супруга единственной наследницей нескольких таких же замков такого же великолепия, трудно вписывающихся в наше время в новую частную собственность. Ну, например, как тот замок, в который попадает герой Мастрояни в «Сладкой жизни»…

Такие замки можно нынче сравнительно недорого купить, потому что их бесконечно дорого и нерентабельно содержать даже очень богатым людям. По крайней мере, так мне объяснили Тарковские, рассказывая, что «Принципесса» хочет за весь замок «только 1,5 млн. долларов, так что дальше мы еще посмотрим»… Об этих дальнейших планах я расскажу ниже… А пока…

Они покупали крошечную часть этих владений, развалившийся маленький бывший чайный домик, окруженный садом с деревьями, примыкающим к публичному общественному парку.

Я впервые наблюдала, с каким новым увлечением рассматривали Тарковские свои будущие владения, мечтая о грандиозной грядущей реконструкции старых стен в новое фундаментальное сооружение. Одна картина сменяла другую — и мне помнится как деталь, что будущую каминную комнату предполагалось украсить огромной, размером в стену, уже готовой живописной работой моего мужа, посвященной Тарковскому.

Потом Тарковские вожделенно поглядывали и на весь замок, по залам которого, увешанного запыленными портретами предков, с разрешения Принципессы, нас водил местный ключник. Но Андрей тогда болезненно морщился: «Лариса, но где мы возьмем деньги?» И нервно подергивая плечами добавлял: «Я вас не понимаю». «Ничего, Андрюшенька, деньги будут», — убаюкивающим голосом утешала его Лариса…

В Сан-Григорио мне предстояло теперь побывать много-много раз…

А пока мы ехали с Арьеном в Канн, где Лариса сумела договориться через каких-то знакомых в Риме со священником русской православной церкви, отцом Игорем о ночлеге. Мы добрались туда только поздним вечером. Пришлось разбудить его, и, когда передо мной возник стройный, голубоглазый старик, отмеченный удивительным покоем какой-то другой эпохи, я рассыпалась в извинениях. Я впервые видела перед собою подлинного представителя первой русской эмиграции. Вот, наверное, настоящий сын какого-нибудь белогвардейца, выброшенного из России революцией 17-го года — судорожно мелькало у меня в голове. Какое благородство осанки! Казалось, что время откатилось в это мгновение куда-то вспять и сделало меня вдруг соучастницей какого-то поразительного спектакля…

Мои суетливые извинения показались мне почти неуместными или слишком многословными, когда отец Игорь ответил мне коротко, на странном русском грассирующем языке, исполненном особого достоинства: «Это не страшно. Тот, у кого чистая совесть, легко просыпается и легко засыпает». Странно, но я запомнила эту немудрящую фразу на всю свою жизнь — ах, как это было просто и правильно. На все времена.

Поселили нас с Арьеном довольно своеобразно. Внутри церковной ограды где-то в деревьях в углу сада ютился сарайчик, в котором лежало что-то похожее на старые кровати, раскладушки или топчаны, очевидно, для разного рода заезжих гостей, прихожан, из других мест. В мае, во время фестиваля, в Канне было уже жарко, но к летнему сезону этот домик еще не был готов. Так что нам пришлось обосноваться в походных условиях чужой «палатки», пыльной и паутинной. Но главное состоялось — мы получили ночлег в очень дорогом городе, благословляя новый виток судьбы, проложенный для нас Ларисой Павловной.