Иоанна Ольчак-Роникер - Корчак. Опыт биографии

Чтобы уцелеть, одной решимости было мало. Нужны были благоприятные обстоятельства. Та степень ассимиляции, которая позволила бы влиться в польское общество. Финансовые средства, которые дали бы возможность выжить. А прежде всего, помощь преданных друзей. Благодаря им бабушке и матери удалось получить «арийские бумаги» и найти укрытие. В конце октября 1940 года, выехав из Варшавы в неизвестность, мы прибыли в Подкову Лесьну.

Перед этим к нам в последний раз пришел Корчак. Хотел попрощаться. Он тоже готовился к переезду. Та часть улицы, где стоял Дом сирот, не попала в гетто, очевидно, потому, что в Берлине об этом похлопотал совладелец известной пивоварни «Хабербуш и Шиле», которая находилась на Крохмальной. Говорили, что арийские соседи отблагодарили его цветами. Евреи были в отчаянии. Их вынудили покинуть родные дома, квартиры, имущество и переселиться неизвестно куда. Доктор просил у немецких властей разрешить детям остаться в их доме, но не питал особых надежд.

«Тогда он попросил нас подарить ему репродукции картин, которыми он украсит стены в новом здании своего детского дома, в гетто» {378} 378 Hanna Mortkowicz-Olczakowa, Bunt wspomnień, dz. cyt., s. 411. . Моя мать описала эту последнюю встречу, стараясь точно передать ее дух. Тепло и красоту обстановки, с которой и она сама должна была вот-вот расстаться. Страх перед неизвестным будущим. Сострадание к другу, которому предстояло взвалить на себя непосильную тяжесть: усталому, старому человеку. Я не запомнила ничего: играла с собакой, которую оставили у нас друзья, переезжая в гетто. Я знала, что мы уезжаем из Варшавы. Что будет с собакой? Тогда это была моя главная забота.

Хлопоты Корчака о том, чтобы Дому сирот не пришлось покидать Крохмальную и переезжать в гетто, были напрасны. В письме кому-то, кто, предположительно, имел вес среди немецких высокопоставленных лиц, он писал:

В течение года мы не знали ни обид, ни неприятностей от Немецких Властей. – Были многочисленные нужды и трудности; черпая средства из добровольных пожертвований, мы с трудом пережили этот двадцать восьмой год совместной жизни и совместного труда с детьми.

Наши сила и вера опирались на чудесную помощь воспитанников и бывших воспитанников. <���…>

То, что мы, неуверенные в завтрашнем дне, приступили к ремонту дверей и окон, на днях побелили умывальню, содержим дом в чистоте, – доказывает, что мы помним слова данной нами клятвы.

В течение года не было ни одного случая инфекционной болезни, мы ни разу не устраивали карантина или принудительного купания.

Со всем доверием обращаемся к Вам с горячей просьбой о поддержке, чтобы детей оставили в доме, с которым нам очень трудно расстаться {379} 379 List Janusza Korczaka do American Joint Distribution Committee, до 29 X 1940, w: Dzieła, t. 15, w przygotowaniu (wcześniejszy druk – Pisma wybrane, t. 4, dz. cyt., s. 303 – 304). .

Когда оказалось, что на понимание рассчитывать не приходится, он начал искать подходящее здание за стенами гетто. У него везде были друзья: бывшие воспитанники, семьи, в которых он лечил очередное поколение детей. На первый взгляд беспомощный, он знал, к кому нужен какой подход. 19 октября 1940 года Адам Черняков записывал: «Корчак спросил, есть ли у меня жилье. Добавил, что если нет, он может дать мне фамилию чиновника из Общины, который за взятку даст мне жилье» {380} 380 Adam Czerniaków, Dziennik getta warszawskiego, dz. cyt., s. 159. . Можно не сомневаться, что Доктор использовал все свои связи, чтобы найти лучшее из возможных помещений. Он нашел его на Хлодной.

Улица Хлодная, параллельная Крохмальной, до войны была одной из самых оживленных и привлекательных улиц столицы. Ее называли Маршалковской Западной Варшавы. Улица начиналась в Средместье как продолжение Электоральной, пересекала рабочий и еврейский район Воля, превращалась в Вольскую и выходила за город. Таким образом, она представляла собой главную артерию города, ведущую на запад. На отрезке, лежавшем в пределах Средместья, Хлодная была застроена элегантными многоэтажными домами, по ее центральной части проходило целых пять трамвайных линий, множество людей посещало тамошние кафе, рестораны, кинотеатры. Тех, кто искал удачной сделки или приключения, манил к себе крупнейший варшавский рынок на пересечении Хлодной и Товаровой, на площади Керцеля, известный в народе как Керцеляк.

Когда были обозначены границы «закрытого района», Хлодная получила статус «преимущественно арийской» улицы. В гетто попал только маленький отрезок между Желязной и Вроньей. Поляки были вынуждены освободить дома с 28 по 48 и с 25 по 42. На Хлодной, 33 располагалась Государственная мужская торговая школа имени Юзефа и Марии Рослер. Теперь ей нужно было покидать помещение. И Корчак совершил обмен с директором гимназии, Щепаном Боньковским, отдав в его распоряжение дом на Крохмальной. Обе стороны обещали друг другу заботиться о доверенном им имуществе и вернуться в свои помещения после войны. Здание гимназии было разрушено в 1944 году, во время Варшавского восстания. Дом сирот уцелел, но туда уже некому было возвращаться.

Эмилия Мантойффель, руководительница варшавского Центра здоровья и опеки над ребенком, по долгу службы посетила два еврейских приюта перед тем, как их отправили в гетто, и оставила отчет об этих визитах.

Незабываемо грустный образ являло собой в момент переезда Учреждение для евреев, ул. Вольская, 18. В обшарпанных, холодных залах сидели или лежали ослабшие, вконец отощавшие дети в грязных лохмотьях, с выражением безнадежной покорности в огромных, блестящих будто в горячке глазах. Директор, врач и другие работники уже не производили впечатления нормальных людей. Они старались деланной бодростью побороть глубочайшее отчаяние, в их глазах была страстная надежда на спасение и ужас от осознания того, что оно невозможно. <���…>

В Доме сирот на ул. Крохмальной, 92 директор д-р Януш Корчак и его заместительница, п.Вильчинская, поразили меня своей силой духа и самообладанием. Типичный для доктора идеализм не покинул его и сейчас, он верил, что его дети будут спасены, и с наивной верой умолял директора Отдела опеки и здоровья <���Яна Старчевского> доставить ему «через зеленую границу», т.е. через подземные переходы, – живую корову, чтобы он мог дать детям немного молока, и несколько бушелей картофеля; подобная доставка была совершенно невозможна в тогдашних условиях {381} 381 Emilia Mateufel, Praca społeczna Wydziału Opieki i Zdrowia Zarządu Miejskiego m.st.Warszawy w latach 1939 – 1944, 1946 (rkps), cyt. za: Maria Falkowska, Kalendarz…, dz. cyt., s. 349 – 350. .