Иоанна Ольчак-Роникер - Корчак. Опыт биографии

28 марта

Старшие дети все время рассказывают о двух докторах, которые сейчас на войне. Один – президент общества опеки над Домом сирот, другой – директор.

Этот первый доктор, видно, очень нервный и, чуть что, кричит. Даже умудряется кричать на панну Стефу (каково!), но у него доброе сердце, только он такой быстрый, нетерпеливый. <���…>

У второго доктора, говорят, лысинка, рыжие усы и острая бородка. Кого он любит, того называет «олухом» и «балбесом». <���…>

Этот доктор, говорят, такой же важный, а может, даже важнее, чем п.Стефа. Разве может такое быть, чтобы кто-то знал больше, чем панна Стефа? {159} 159 Numer Pięćdziesiąty Szósty, Choinka na cmentarzu żydowskim, “Mały Przegląd”, 4 X 1935, cyt. za: Dom na Krochmalnej na łamach “Małego Przeglądu”, wybór i oprac. Marta Ciesielska, Warszawa 1997, s. 28, 29, 30, 33 – 34.

В марте 1917 года «второй доктор» стоял со своим полком под Тернополем. Пользуясь затишьем на фронте, посещал местные детские приюты. Потрясенный ужасными условиями, в которых прозябали лишенные опеки, голодные, неухоженные, грязные дети, он взял к себе одиннадцатилетнего мальчика, который хотел учиться ремеслу, а в военном лазарете была столярно-плотницкая мастерская. Доктор поселил его в своей комнате.

Два года я не видел никого из своих, полгода назад – письмо, короткое, помятое, случайно пробившееся через ряды штыков, ревизоров, шпионов. – И вот я снова не один {160} 160 Janusz Korczak, Momenty wychowawcze, w: Dzieła, t. 7, s. 410. .

Две недели, проведенные под одной крышей с маленьким Стефаном Загродником, Корчак со скрупулезностью клинициста описал в цикле очерков «Воспитательные моменты». В его текстах из тьмы тех времен проступает, будто в свете прожектора, фрагмент чужой мучительной судьбы.

Четверг, день 8 / III / 1917 г.

Живет у меня четвертый день. <���…> Мать умерла, когда ему было семь лет, – не помнит, как мать звали. Отец на войне, или в плену, или убит. У него есть семнадцатилетний брат, он в Тернополе. Жил с братом, потом с солдатами, полгода как в приюте. Приюты открыл союз городов, руководит ими кто попало. Правительство то разрешает учиться, то запрещает. Это не интернат, а свалка, куда сбрасываются дети, издержки войны, печальные отбросы дизентерии, сыпного тифа, холеры, которые сметают родителей, нет, только матерей, поскольку отцы сражаются за новый передел мира. Война – это не преступление, это триумфальное шествие, пир ошалевших от пьяного веселья чертей {161} 161 Janusz Korczak, Momenty wychowawcze, w: Dzieła, t. 7, s. 392. .

В лазарете под опекой доктора содержались двести семнадцать больных и раненых, но он каждый день находил время провести с мальчиком уроки чтения, письма и арифметики, поболтать с ним, записать изменения в его поведении, рассказать вечером сказку. Вылечил его от вшей и чесотки. Успел к нему привязаться. Пару раз поцеловал его. В голову. В щеку. Пару раз подумал о нем словами «мой сынок», «мой сыночек». Можно представить себе, как оттаяло сердце мальчика. Как он боялся расставания. Он плакал, когда Доктор заболел трахомой и должен был лечь в больницу.

Я провел с ним только две недели; заболел и уехал, мальчик оставался еще некоторое время, потом начались походы – ординарец вернул его в приют {162} 162 Janusz Korczak, Momenty wychowawcze, w: Dzieła, t. 7, s. 392. .

Они больше никогда не виделись.

В конце 1917 года воспитанница Дома писала:

18 ноября

По всей Польше разбушевалась эпидемия тифа. Она не обошла стороной и Варшаву, прокралась и в наш тихий дом.

Первой жертвой этой страшной болезни был Фриц, а сейчас дети заболевают один за другим.

П.Эстерка ходит сама не своя. Возится с больными и дрожит за здоровых, как бы не заразились. <���…>

1 января 1918 г.

<���…> Наконец закончился этот страшный Семнадцатый Год.

Боже, если Ты есть, сделай так, чтобы больше не было таких лет. Услышь нас, потому что мы не можем больше выносить морозов и голода. Дай нам, Боже, больше хлеба, картошки и угля. Что война закончится, я уже не верю. Я уже забыла, как выглядит мир без войн и сирот. Но пусть хотя бы не будет такого голода, пусть пройдет эта страшная тифозная эпидемия, которая каждый день отправляет еще одного ребенка в больницу. <���…>

11 февраля

Сегодня п.Эстерка не спустилась к детям. У нее болит голова, поэтому п.Стефа ее упросила лежать. <���…>

12 февраля

У п.Эстерки сильная горячка. <���…>

13 февраля

Пришла доктор Гутман. Сказала, что у п.Эстерки тиф. <���…> П.Стефа сама остригла п.Эстерке волосы и позвонила в больницу. <���…>

17 февраля

П.Стефа почти что целыми днями сидит у п.Эстерки в больнице. <���…> Плохо. Горячка не спадает. П.Эстерка не приходит в сознание. <���…>

26 февраля

<���…> Панна Эстерка умерла… {163} 163 Choinka na cmentarzu żydowskim, dz. cyt., s. 41 – 42, 43, 44.

Эстерку Вайнтрауб похоронили на еврейском кладбище на улице Окоповой. На похороны, несмотря на мороз, ветер и град, пришли все воспитатели и дети из Дома сирот. Панна Стефа плакала в отчаянии. После этого она пережила душевный кризис. Хотела уйти, уволиться с работы. Ее остановило чувство долга.

Весной кладбищенский садовник, пан Мечислав Венгерко, отец знаменитого актера Александра Венгерко, посадил на могиле Эстерки зеленую ель, которая прекрасно прижилась. Позже фотографию девушки повесили в «комнате тишины» на Крохмальной, а повесть о ней стала легендой, которую благоговейно повторяли новым воспитанникам.

Следы Стефана Загродника затерялись.

15 марта 1917 года Корчак все еще находился на фронте под Тернополем, а во Пскове, в купе царского поезда, Николай II подписывал акт отречения от престола в пользу своего брата, великого князя Михаила. На следующий день великий князь отрекся от короны. Пал ненавистный царский режим. Россия давно уже была сыта по горло царем, обвиняя его в бездарном правлении и военных неудачах. Затянувшаяся война привела к экономическому краху. Усиливалась нищета, люди голодали, мерзли, не могли достать жизненно важных продуктов. Волна забастовок катилась по всей стране. В Петербурге начались беспорядки: толпа, доведенная голодом до отчаяния, начала грабить продовольственные склады и была обстреляна полицией. В ответ последовала забастовка фабричных рабочих и водителей трамваев, а также антиправительственные демонстрации. Военные, вместо того чтобы защищать власти, переходили на сторону демонстрантов. Началась мартовская революция, которую по старому стилю называют февральской. Власть перешла к назначенному Государственной Думой Временному правительству, во главе которого стоял князь Георгий Львов. Просуществовавшая пять веков Российская империя превратилась в республику.