Иоанна Ольчак-Роникер - Корчак. Опыт биографии

Летом 1918 года из Киева эвакуировались Марина Фальская и Мария Подвысоцкая, забрав с собой группу воспитанников с улицы Богоутовской. Они собирались найти семьи мальчиков, а тех, у кого не было родных, поместить в опекунские учреждения. Часть из них попала на Черняковскую, в описанный Семполовской гигантский распределительный центр, который вмещал в себя около тысячи человек, но не мог обеспечить своим обитателям ни базовых условий для жизни, ни безопасности. Фальская, бессильная изменить тамошние условия, начала искать другие возможности педагогической работы.

Осенью 1918-го время ускорило свой бег. В Германии, истощенной войной и доведенной до отчаяния фронтовыми неудачами, вспыхнули революционные мятежи под большевистским лозунгом «Вся власть рабочим и солдатским советам». Чтобы избежать кровопролития, императора Вильгельма II убедили отречься от престола. Он отказался от короны и сбежал в Голландию. Таков был конец Германской империи. В берлинском парламенте социал-демократическое правительство объявило о том, что родилась новая республика. Очередную американскую ноту с требованием перемирия они приняли с радостью, как единственный выход из безнадежной ситуации.

8 ноября 1918 года на лесной поляне вблизи французской деревни Компьен, в купе поезда маршала Фоха начались французско-немецкие мирные переговоры. Немцы долго не хотели соглашаться на поставленные им жесткие условия перемирия. В конце концов им пришлось подчиниться.

11 ноября 1918-го в пять часов утра было подписано соглашение о прекращении огня. Закончилась самая кровавая в истории война. Весть молниеносно разлетелась по всему миру. Замолчали пушки и ружья на всех фронтах. В костелах зазвонили колокола. На улицы европейских городов выбежали взволнованные люди, на разных языках выкрикивая одни и те же слова: «Да здравствует мир».

Днем ранее, 10 ноября 1918-го, в пять утра в Варшаву инкогнито прибыл Юзеф Пилсудский, которого немецкие власти выпустили из крепости в Магдебурге. На вокзале его встретили только посвященные в тайну: князь Здзислав Любомирский – глава Регентского совета – и группа товарищей по оружию коменданта Пилсудского, бывших легионеров. То было холодное, дождливое воскресенье. Варшавяне узнали о его приезде только в десять часов, выйдя из костела. Под домом на улице Монюшки, где он поселился, собралась толпа. Началось разоружение немецких войск. Солдаты, вдохновленные революционным настроем в России и Германии, стихийно создавали солдатские советы и сами передавали полякам оружие и амуницию.

11 ноября 1918 года Регентский совет передал Пилсудскому, как временному главе государства, военную власть.

Шестнадцатилетней Хане Морткович – моей будущей матери – первые дни независимости запомнились так:

Нас не выпускали из школы на улицу, и только свесившись из окна, взглядом, сердцем, энтузиазмом стремясь наружу, мы принимали участие в непривычных, переломных событиях. Там, внизу, толпился разгоряченный люд, время от времени раздавались возгласы и крики «виват!». Мальчики из школы, подростки немногим старше нас, расстегивали ремни и забирали штыки у немецких солдат, которые покорно отдавали их прямо в руки. Лица разоруженных оккупантов не выражали ненависти, протеста, а из их губ доносились облегченные вздохи, выражения согласия. Красные социалистические кокарды запылали на мундирах, а трепетание бело-красных знамен заполонило все небо.

В течение тех нескольких замечательных дней не было ни грома выстрелов, ни трупов и раненых. Никто не жаждал мести, насилия, убийства. Обе стороны избегали ненужного кровопролития. <���…> Оккупационные власти покорялись полякам, как бы чувствуя за собой вину {179} 179 Hanna Mortkowicz-Olczakowa, Janusz Korczak, dz. cyt., s. 186. .

Ганс фон Безелер, немецкий генерал-губернатор Варшавы, беспомощно смотрел из окон королевского замка – где он жил уже три года – на то, что происходило на улицах. Вечерами сжигал в камине свою корреспонденцию. Двенадцатого ноября, переодевшись в штатское, он тайком выбрался из своего обиталища; снаружи его уже ждала машина, на которой он проехал над Вислой, сел на польский корабль и поплыл в Торунь. Оттуда перебрался в Германию.

Немецкие войска покинули столицу. Варшава была свободна. Краков еще раньше выгнал австрийцев. Восемнадцатого ноября было создано первое правительство независимой Польши. Премьер-министр Енджей Морачевский писал:

Невозможно передать того упоения, той безумной радости, которая охватила польский народ. Исчезли границы, разделявшие Польшу сто двадцать лет. <���…> Свобода! Независимость! Воссоединение! Собственное государство. <���…> Четыре поколения напрасно ждали этой минуты, пятое дождалось {180} 180 Cyt. za: Leszek Podhorodecki, Historia Polski 1796 – 1996, Warszawa 1997, s. 131. .

Борьба за объединение страны только начиналась. Идеологические споры о том, каким должен быть строй возрожденного государства, приобретали ожесточенный, скандальный, драматичный, а в конце концов и позорный характер. Добровольцы, не дожидаясь указаний сверху, действовали на доступных им участках, пытаясь сделать что-то полезное для людей.

В ноябре 1918-го Мария Чапская стала руководительницей описанного Семполовской приюта Святого Иосифа для мальчиков, который находился, как и Дом сирот, на улице Крохмальной.

Помимо самого искреннего желания трудиться изо всех сил, у меня не было никаких квалификаций для того, чтобы руководить группой подростков – детей улицы, – озлобленных войной, недоедающих. Исчезали приютские простыни и одеяла, которые систематически уносили мои ученики, меняя на еду. Порой их перебрасывали через стену – тогда, чтобы отвлечь мое внимание, они учиняли какую-нибудь суматоху в заведении, поджигали соломенный матрас, имитируя пожар, кидались в драку. Это уже была не книга, не мечта о героизме, это была обычная действительность.

С ужасом ощущая свою беспомощность, с разочарованием и недоумением я отправилась в Дом сирот – к доктору Корчаку.

Уже во второй раз я встретила его в двухэтажном зале заведения, на этот раз – среди его воспитанников. Окруженный толпой бледных еврейских детей, он вполголоса объяснял им что-то. Позже я несколько раз встречала его с детьми, и никогда не слышала, чтобы он повысил голос, хотя в Доме сирот было более ста воспитанников. В его общении с детьми всегда было что-то интимное. В нем не было ничего от вождя, ни голоса, ни осанки. Его слова и взгляды были адресованы тому или иному ребенку, остальные ждали своей очереди {181} 181 Maria Czapska, “Trud, który każdy…”, dz. cyt., s. 213. .

Корчак позвал на помощь Марину Фальскую. Та пришла. Теперь женщины вдвоем боролись за улучшение материальной ситуации, за уголь, еду, одежду для мальчиков. За соблюдение дисциплины. За другое отношение к жизни. Иногда к ним заглядывал Доктор, обстукивал ребят, шутил, приручал. Однако Фальская – социалистка – не выдержала царившей там атмосферы, она не могла найти общий язык с консервативными деятельницами Общества Полек, и потому ушла.