Иоанна Ольчак-Роникер - Корчак. Опыт биографии

Ребенок – это завтрашний день. Он будет работником, будет гражданином, будет законодателем, но надо ждать. Терпеливо ждать. Внимательно ждать. <���…> Надо осознать значимость, важность этого дела – его ценность, цену. <���…>

Мы знаем: тысячи, десятки тысяч сирот. Знаем. Но речь идет не о том, чтобы приласкать и накормить: ведь записать в книгу имя и фамилию, выдать ребенку суп каждый может.

Задача более важная <���…> Как воспитать ребенка рабочего, чтобы тот понимал, верил и умел действовать согласно своему пониманию и вере? {200} 200 Janusz Korczak, Nasz Dom (Dom Wychowawczy Wydziału Opieki nad Dzieckiem przy Centralnej Komisji Związków Zawodowych), “Robotnik” 1919, nr 410, w: Dzieła, t. 14, wol. 1, s. 193-194.

Под просьбой о поддержке, напечатанной в «Роботнике», стоит его приписка: «Прилагаю пятьсот марок на “Наш дом”» {201} 201 Janusz Korczak, Nasz Dom (Dom Wychowawczy Wydziału Opieki nad Dzieckiem przy Centralnej Komisji Związków Zawodowych), “Robotnik” 1919, nr 410, w: Dzieła, t. 14, wol. 1, s. 193-194.. .

Изумляет расхождение между плачевными материальными условиями послевоенных лет и мечтательным тоном воспитательной программы, которую излагали Корчак и пани Марина. Дом должен был стать педагогической лабораторией, где предстоит родиться новому человеку. А не домом сирот, не приютом.

Мы стремимся организовать детское общество на принципах справедливости, братства, равенства прав и обязанностей. <���…>

Стремимся заменить наказание – порядком, принуждение – добровольным приспособлением индивида к формам общественной жизни, мертвую мораль превратить в радостную тягу к самосовершенствованию и самопреодолению.

Уважение к самому себе мы ставим на один уровень с добрым отношением к ближним, а лучше сказать – согражданам.

Мы должны отказаться от мысли, что ребенок должен кормиться крохами, что ему из жалости дают нежные, снисходительно или заботливо настроенные сердца матерей либо филантропов.

Мы будем стремиться к международной организации детей и молодежи, призывать к общему празднику, общему флагу, общей песне и труду, одному языку, равноправию для всех.

Хотим не исправить и переделать, а понять и поладить с ребенком, помочь возродить его рабскую, нищенскую душу… {202} 202 Sprawozdanie Towarzystwa “Nasz Dom” za okres 24 XI 1921 – 30 X 1923, w: Janusz Korczak, Dzieła, t. 14, wol. 1, s. 196, 199.

Марина Фальская дополняла:

Дать выход добрым чувствам, что пробуждаются в совместной жизни. Основать совместную жизнь на справедливости. Призвать <���…> детей к сотрудничеству и всеобщей ответственности. Помочь ребенку познать себя через сравнение с другими. Побудить к усилиям. Осветить жизнь – светом ясности {203} 203 Maria Falska, Zarys organizacji pracy wychowawczej w Naszym Domu, “Szkoła Specjalna” 1925, nr 1, w: Maria Falska, Nasz Dom…, dz. cyt., s. 181. .

Двое фантазеров строили на бумаге утопическую страну счастья. Воспитанники мечтали о густой подливке и паштетной колбасе.

В «Нашем доме» применяли воспитательные методы, опробованные в Доме сирот. Прежде всего – дежурства как способ развить чувство общей ответственности. Все виды работ, необходимых для нормального функционирования Дома, выполняли воспитанники. Через пару месяцев начал действовать товарищеский суд. Огромную роль играло документирование текущих событий. Уже в первый день на стене столовой повесили доску, к которой каждый мог приколоть листок со своими претензиями к товарищу или воспитателю. Вечером жалобы публично рассматривались, и, если дело не могли решить полюбовно, его передавали в суд. «Судебные дела – это островки зла в океане добра», – утверждала пани Марина. Поэтому рядом со списком жалоб висел список благодарностей и извинений.

Как и в Доме сирот, новоприбывшие дети получали себе в опекуны старших товарищей. Опекун вел дневник опеки и советовался с воспитателем. Воспитатель же, по мнению Корчака, тоже обязан был вести дневник, записывать наблюдения за воспитанниками, анализировать собственное поведение, искать ответы на вопросы:

С какими трудностями и неожиданностями ты столкнулся, какие ошибки допустил, как их исправлял, какие потерпел поражения, какие отпраздновал триумфы? Пусть каждая неудача будет наукой тебе и помощью другим {204} 204 Janusz Korczak, Momenty wychowawcze, w: Dzieła, t. 7, s. 362. .

В начале истории «Нашего дома» пани Марина пребывала под сильным влиянием Доктора. «Какое вечное счастье – этот дар жизни: быть рядом с мыслью этого великого Человека» {205} 205 List Marii Falskiej do Marii Znamierowskiej, bez daty , w: Maria Falska, Nasz Dom…, dz. cyt., s. 246. , – писала она подруге. Однако, обладая сильным характером и твердыми левыми политическими убеждениями, она не стала безоговорочно следовать его методам и идеям. Зачастую она творчески перерабатывала их. Несмотря на материальные трудности, холод, голод и тесноту, она верила, как и Корчак, что их общий труд посвящен не только быту и развитию этой небольшой группы детей, но и разработке новой формы воспитания.

Она всецело посвятила себя этой мечте, как когда-то – идее революции. Прушковский «Дом» стал ее домом. Ее личная комната стала канцелярией, открытой для всех с утра до вечера. В пани Марине было что-то от монашки. Аскетический облик – черное платье, белый накрахмаленный воротничок и манжеты, черный фартук до пола, темные волосы, заколотые на затылке. Папироса в зубах – единственная видимая слабость. «Бледное лицо с узкими поджатыми губами освещали голубые глаза, которые в минуты гнева казались мне кусочками льда». «Всегда спокойная, сдержанная и серьезная», «суровая и требовательная» – такой видели ее воспитанники.

Казалось, будто у нее нет никаких личных дел и потребностей. Раз в неделю, в среду, она ездила из Прушкова в Варшаву проведать семью. Единственной роскошью, которую она себе позволяла, была оживленная переписка с друзьями. Иногда в ее письмах можно расслышать несколько интимный тон: она жалуется на усталость, на тяжелое психологическое состояние. И она, подобно Корчаку, переживала глубокие депрессии:

Меня все время терзает моя смертельная болезнь: связь с этим неведомым пространством, с бесконечностью – теснее, чем с жизнью на земле. Для меня трагично – не то, что я так чувствую, а то, что, чувствуя так, я связала себя с жизнью и работой {206} 206 List Marii Falskiej do Marii Znamierowskiej, 3 V 1920, w: Maria Falska, Nasz Dom…, dz. cyt., s. 244. .

Она никогда не рассказывала о семейной трагедии – смерти мужа и дочери. Была воплощением скрытности. Но также и холода. У детей она вызывала страх. Они не находились с ней в близком контакте, как с Корчаком, которого обожали. Дети нетерпеливо ждали его приезда.

У каждого из нас было к нему свое, самое важное дело, разрешить или хотя бы выслушать которое мог только он. Нет, он не был кем-то вроде судьи, который, выслушав стороны, выносил приговор. Нет! Он просто разговаривал с нами обо всем, что нас угнетало, злило или радовало, часто мы сами в разговоре с ним находили решение проблем или облегчение, выпустив из себя все то, что нас беспокоило {207} 207 Maria Taboryska, Pan Doktor w Naszym Domu, w: Wspomnienia o Januszu Korczaku, dz. cyt., s. 51. .