Иоанна Ольчак-Роникер - Корчак. Опыт биографии

12 мая 1935 года, в воскресенье, без четверти девять вечера умер Юзеф Пилсудский. Ему было шестьдесят восемь лет. В последние годы жизни он тяжело болел. Давно уже не выступал публично, вел уединенный образ жизни, с ближайшими сотрудниками виделся редко, держался с ними презрительно, обижал их; его не интересовали внутренние дела страны. С возрастом он становился все более раздражительным, угрюмым, деспотичным. Это можно объяснить утомлением, плохим состоянием здоровья. Но, как это бывает с людьми подобного масштаба, ему многое прощали, а главное – верили, что он вечен. Смерть Пилсудского потрясла общество. Он не оставил политического завещания, не указал путь, не назначил преемника. Повсюду царило ощущение сиротства.

Еженедельник «Антена» писал:

Среди трогательных, прекрасных и возвышенных речей, передававшихся по радио во время национального траура в течение последних двух недель, среди прочих была одна речь, обращенная к детям и произнесенная Старым Доктором. То была, наверное, одна из прекраснейших речей, посвященных Воскресителю Родины. Простота и какие-то просветленные, неизмеримо глубокие и вместе с тем понятные, проникновенные слова и берущий за душу энтузиазм выступавшего, несомненно, открыли прекраснейшие стороны души человеческой и указали самые возвышенные цели многим детям. Перед очарованием этой беседы, вероятно, не смог устоять никто {312} 312 “Antena” 1935, nr 22, cyt. za: Maria Falkowska, Kalendarz…, dz. cyt., s. 286 – 287. .

Корчак, как и другие представители прогрессивной интеллигенции, видел в Пилсудском единственный моральный авторитет, который сдерживал агрессивные националистические тенденции правых. После ухода маршала стали сбываться самые худшие опасения. Начинало расти влияние НД, правительство становилось все авторитарнее, власти питали подозрения к независимо мыслящим людям. В мае 1935 года Министерство религиозных конфессий и общественного образования сняло Марию Гжегожевскую с должности директора Государственного учительского института за «тлетворное влияние». Вместе с Гжегожевской в знак солидарности уволились, в частности, другие преподаватели института: философ Генрик Эльзенберг и психолог Стефан Балей. И Корчак.

В том же 1935 году окончательно оборвалось сотрудничество Корчака с пани Мариной, после шестнадцати лет тесной совместной деятельности. Что стало поводом? Политическое давление на Фальскую? Выплеск долго подавлявшихся эмоций? Официальная версия гласила, что на заседании совета общества «Наш дом» она выступила с резкой критикой Корчака, а тот, глубоко задетый, отказался от должности, которую занимал в совете. В шестидесятых годах минувшего века восьмидесятилетняя Манюшка, Мария Подвысоцкая, – единственный живой свидетель – рассказывала Игорю Неверли о подоплеке этого события. Пани Марина, которая всегда была склонна к депрессии, переживала психологический кризис. В письме к Доктору она объясняла, что уже не вернется к работе, что слишком измучена. Не желая обострять ситуацию, он примирительно ответил, что какое бы решение она ни приняла, он уважает любое. Пани Марина, будучи в нервном возбуждении, пришла к выводу, что Корчак с Подвысоцкой сговорились отобрать у нее должность. На собрании Общества она начала истерически кричать: «Я не дам себя сместить!» Доктор, вместо того чтобы вспомнить о ее письме, разобраться в абсурдных упреках, долго смотрел на нее в полной тишине. Потом встал и без единого слова вышел. Вместе с ним, в знак солидарности, вышла Подвысоцкая. Оба уволились из «Нашего дома».

Годы спустя Александра Пилсудская, записывая в Лондоне свои воспоминания, довольно-таки общо и предвзято рассказывала об этом разрыве:

Пани Фальская была постоянной руководительницей учреждения, она всей душой была предана детям. К сожалению, в последующие годы между п. Корчаком и п.Фальской возникло непонимание и расхождение во взглядах. Некоторые методы всем нам казались несколько странными. П. Корчак, например, открыто спрашивал у детей их мнение о воспитателях и, опираясь на него, делал критические замечания учителям. Персонал терял авторитет в глазах детей, и начинался ужасный хаос. Поэтому мы были вынуждены с сожалением расстаться с п.Корчаком как с воспитателем {313} 313 Aleksandra Piłsudska, Wspomnienia, dz. cyt., s. 249. .

Марина Фальская, уже без участия Доктора, продолжала осуществлять свои намерения. Дом выполнял двойную роль: воспитательного учреждения и культурного центра Белян. Благодаря ликвидации Бурсы в детский сад ходили шестьдесят детей «извне». Двести пятьдесят учеников близлежащей школы летом проводили время в дневных лагерях, созданных на территории Дома. Домашняя библиотека-читальня превратилась в отделение Городской публичной библиотеки. Корчак остался членом Общества, но редко бывал в интернате. С пани Мариной поддерживал вежливые формальные отношения. Нигде и никогда, ни в заметках, ни в переписке, он так и не признался, чем были для него эта дружба и этот разрыв. В письмах Фальской можно найти несколько фраз, из которых видно, какие перемены произошли в душе этой принципиальной, но в то же время внутренне неспокойной женщины.

В 1923 году она писала своей юной подруге и сотруднице, совмещая экзальтированный, младопольский стиль с суровым обращением на «вы», характерным для социалистических кругов: «Я хочу, чтобы вы знали, что в П. Кор<���чаке> – сила мысли огромна. Живой, вечно живой пульс этой мысли – все сильнее бьется» {314} 314 List Marii Falskiej do Marii Znamierowskiej, jesień 1923, w: Maria Falska, Nasz Dom…, dz. cyt., s. 246. .

Десять лет спустя в письме к Яну Пенцинскому, другу-воспитателю, она признавала, что, потеряв мужа и дочь, пребывала в состоянии абсолютной душевной пустоты.

Ни одна цель не стояла передо мной, ни одного пути к себе я не видела и не искала. <���…>

Столкновение с Корчаком. Я увидела его цель. Моей она так никогда и не стала. Другая психологическая структура. Я ухватилась – и иду <���…> {315} 315 List Marii Falskiej do Jana Pięcińskiego, 29 VI 1933, w: Maria Falska, Nasz Dom…, dz. cyt., s. 284. .

В 1943 году, когда его уже не было в живых, она безжалостно заявляла: «Невероятно важно, <���…> не должно быть косных форм. Система Корчака потерпела великое поражение – потому что он не учитывал этого кардинального принципа» {316} 316 List Marii Falskiej do Janiny Doroszewskiej, 10 VII 1943 , w: Maria Falska, Nasz Dom…, dz. cyt., s. 307. .

Доктор бывал в «Нашем доме» во время осады и после капитуляции Варшавы, в сентябре 1939 года. Когда он увидел, что дети там голодают, прислал несколько мешков чечевицы и гороха из запасов Дома сирот. Приходил и позже, из гетто. Фальская еще предлагала ему укрыться на арийской стороне. На Белянах его ждала хорошо законспирированная комната. Были подготовлены фальшивые документы. Он каждый раз отказывался. Пришел в июле 1942 года, очень уставший. Тяжело дышал. Сел на стул в канцелярии и сказал: «Пани Марина, я пришел попрощаться с “Нашим домом”».