Иоанна Ольчак-Роникер - Корчак. Опыт биографии

В марте 1938 года Корчак вернулся на радио. Что стало причиной этого – голоса слушателей, соскучившихся по его «Разговорам»? Или отвага Галины Сосновской, вице-директора «Польского радио», и Эмилии Грохольской, работницы отдела образования, которые чрезвычайно ценили сотрудничество с Корчаком? Он прочел три лекции: «Одиночество ребенка», «Одиночество молодости», «Одиночество старости». Лекции были вечерние, а значит, адресованные не детям, а взрослым. Горько звучала третья, последняя, в которой он как будто сам себе задавал решающие вопросы:

Когда начинается старость, ее одиночество? Первый седой волос, первый вырванный зуб, который не вырастет, первая или двенадцатая могила наставника, собрата по работе, глупостям и надеждам? Или подрастающая дочь, сын или только внук? <���…>

Кончаются ли уже твои силы (а еще столько обязанностей), меньше ли в тебе теперь нуждаются, меньше ли хотят видеть, отодвигают, терпят, покидают, отталкивают? Ты мешаешь? <���…>

Жил? Сколько перепахал? Сколько выпек хлеба для людей? Сколько посеял? Посадил деревьев? Сколько кирпичей фундамента положил, прежде чем уйдешь? Сколько пришил пуговиц, сколько латал, штопал, сколько худо-бедно перестирал запачканного белья? Кому и сколько тепла? Какова была твоя служба? Как озаглавлены разделы твоей жизни?

Жизнь? Он ли так запутал ее, или она сама как-то спуталась – разлилась, даже не знаешь как. Вовремя не заметил или это она проглядела тебя? Не окликнула, а может, ты не расслышал – ослышался, не понял, не успел вовремя? <���…>

Раздал, разделил, раздарил свою жизнь? Сколько сберег, за что боролся? {355} 355 Janusz Korczak, Samotność Starości, “Antena” 1938, nr 17, w: Dzieła, t. 10, s. 160, 163, 164.

В «Шутливой педагогике», написанной во время каникул в Менженине, нет ни капли горечи, усталости, безнадежности. Видимо, тамошняя атмосфера оказывала на него живительное действие. Но Корчак не переставал мечтать о Палестине и досадовать, что у него не хватает денег, чтобы осуществить эту мечту.

В апреле 1938 года он писал Арнону: «Без денег и без языка я приехать не могу, учиться здесь тоже не могу, а там – год в городе – на какие средства?» {356} 356 List Janusza Korczaka do Józefa Arnona, IV 1938, w: Dzieła, t. 14, wol. 2, s. 232.

В июне спрашивал Якуба Кутальчука, работавшего в тель-авивском детском приюте:

…есть ли возможность – и за сколько фунтов в месяц я мог бы на месяц-два получить в этом интернате маленькую комнатку с содержанием (как для персонала или как для интерната). Вот уже несколько месяцев здесь решается моя судьба {357} 357 List Janusza Korczaka do Jakuba Kutalczuka, 22 VI 1938, w: Dzieła, t. 14, wol. 2, s. 233. .

В ноябре жаловался Арнону:

Я очень хотел повидать зиму в Палестине (лето – начало осени знаю). «Лот» [44] Польская авиакомпания. любезно предоставил пятьдесят процентов скидки, значит, дорога – только шестьсот злотых, вся поездка в сумме – тысяча злотых. У меня их нет {358} 358 List Janusza Korczaka do Józefa Arnona, 22 XI 1938, w: Dzieła, t. 14, wol. 2, s. 236. .

В мае 1939 года Стефания Вильчинская раньше срока уехала из Палестины и вернулась в Варшаву. По одной версии, ее испугало плохое состояние Доктора и она решила помочь ему с организацией поездки. По другой, более правдоподобной, – она предчувствовала грядущую войну и хотела быть на посту, на Крохмальной. Подруге Вильчинская объясняла: «Мои дети в Варшаве. Там мое место» {359} 359 Cyt. za: Maria Falkowska, Matka Sierot, dz. cyt., s. 32. .

Последние довоенные каникулы, июнь и июль 1939 года, Доктор провел в Друскениках (сейчас Друскининкай, Литва) и в летнем лагере с детьми. Загорел. Отдохнул. И снова начал рваться из Польши.

2 августа 1939 года он писал Сабине Дамм – которая раньше была практиканткой в Доме сирот, а теперь жила в Иерусалиме, – прося ее о помощи:

Уважаемая Пани,

<���…> Если раздобуду наличность, хочу в октябре приехать в Палестину – на зиму, на четыре месяца, до января. Я бы начал со Старого Иерусалима: может, комната или уголок в хедере старого типа – я видел такой, но не помню улицы. Свободно ли там, или пускают, или кто-то – бедный студент? – там живет? Сколько стоит – помещение и жизнь – все равно какое. Если это не удастся сделать, возможно ли поселиться в Бейт а-Мидраше [45] «Дом учения» (ивр.) – место изучения Торы. возле Тивериады. Если там будет какой-нибудь ученик, который знал бы польский язык И снова: сколько составляла бы плата за один месяц? Я опасаюсь клопов, хотел бы знать, есть ли они там, сколько их – знаком с ними с войны (со вшами тоже), привыкнуть можно. Чтобы это не стало неожиданностью. Хуже с трахомой – у меня чувствительные глаза, и с сыростью (ревматизм). Я знаю себя: месяц продержусь {360} 360 List Janusza Korczaka do Sabiny Damm, 2 VIII 1939, w: Dzieła, t. 14, wol. 2, s. 241-242. .

Сабина ответила 2 сентября 1939 года:

Уважаемый Пан Доктор!

<���…> Вскоре по получении письма я обратилась в такое место, в котором Вы хотите жить, но, к сожалению, не могу Вам позволить там поселиться, сейчас это исключено, поскольку там опасно, и если для Вас это очень важно, то можно как-то устроить Вас в Старом городе в Иерусалиме. Там комнатки дешевые, но нет такого комфорта. Плата за такую комнату составляет около фунта в месяц (фунт, насколько я помню, – это 27 злотых).

В любом случае, Пан Доктор, с той минуты, когда Вы решите приехать, чему я очень рада, – моя комната, очень маленькая, но уютная – в Вашем распоряжении, на сколько захотите <���…>. Приезжайте, а там уж все устроится наилучшим образом <���…>. Что до клопов и т.д., я похлопочу, чтобы хозяева считались с таким дорогим и любимым гостем. <���…> Обещаю, что не буду Вам мешать, о чем бы Вы ни попросили; а в Палестине люди говорят обо всем, о чем хочется, и здесь они смелее <���…>.

Иерусалим пуст, потому что недавно бросили петарду и убили двух англичан, а в наказание позакрывали все кафе, кинотеатры. Вокруг темно, и на сердце тоже тяжело, а здесь в воздухе веет войной, оставить ли детей и пойти сестрой милосердия – спасать взрослых, но я и детям нужна.

Прямо сейчас слышу по радио, что случилось в Польше, война, о Боже мой! Это ужасно, дети в Доме сирот, что с ними, а Вы, мой дорогой, где Вы сейчас, не ходите по улицам. Ох, это ужасно, у нас столько планов и столько чудесных задумок <���…>.

Дорогой Пан Доктор! Я знаю, что все изменится, должно измениться, потому что я еще и доброй минуты прожить не успела, а уже снова, кто знает, что нас ждет, а еще столько нужно сделать. Всегда, Пан Доктор, что бы вы ни решили, я с большой охотой и с праздником в сердце выполню.

Посылаю Вам сердечный привет.

Сабина

С нетерпением жду известий <���…> {361} 361 List Sabiny Damm do Janusza Korczaka, 2 IX 1939, w: Dzieła, t. 14, wol. 2, s. 400-401.

Нераспечатанное письмо, адресованное «Пан д-р Януш Корчак, Варшава, ул. Злота, номер 8/4», вернулось к Сабине с английским штемпелем иерусалимской цензуры: «Возвращается отправителю в связи с прекращением почтового сообщения между Палестиной и Польшей».