Ванесса Спрингора - Согласие. Мне было 14, а ему – намного больше [litres]

Вконец утомившись, Г. прекратил преследовать меня письмами, перестал звонить моей матери, которую до сих пор день и ночь умолял помешать мне сжечь все мосты между нами.

Его место в моей жизни занял Юрий. Он дал мне сил порвать с Г. и противостоять его яростным попыткам заставить меня передумать. Мне исполнилось шестнадцать, и я уже перебралась к Юрию, который все еще жил с мамой в скромной квартирке. Моя мать этому не противилась. У нас с ней были довольно напряженные отношения. Я часто упрекала ее в том, что она недостаточно защищала меня. Она отвечала, что моя обида несправедлива, она всего лишь уважала мой выбор и позволила мне жить своей жизнью так, как я считала нужным.

– С ним спала ты, а извиняться должна я? – сказала она мне однажды.

– А то, что я практически не училась, несколько раз чудом избежала отчисления из коллежа – это тебя не насторожило? Ты могла бы заметить, что не все так гладко в этом лучшем из миров, а?

Но диалог был невозможен. По ее логике, она приняла наши отношения с Г. только потому, что считала меня достаточно взрослой для этого. Соответственно, только я сама и несла ответственность за свой выбор.

Отныне единственным моим желанием было вернуться к нормальной жизни, жизни подростка моих лет, не выделяться, быть как все. Теперь все должно было быть гораздо проще. Я уже перешла в лицей. Вернулась к занятиям, не обращала внимания на косые взгляды некоторых учеников, плевала на слухи, ходившие среди учителей: «Глянь-ка, вон девушка вошла. Кажется, это ее Г. М. встречал каждый день у выхода из корпуса, это мне коллеги Превера сказали… Представляешь, и родители это позволили!» Однажды я пила кофе у стойки кафе, где ученики коротали время между уроками. Ко мне присоединился один из учителей. Он сказал, что в учительской только об мне и говорят. «Это ты была девушкой Г. М.? Я прочитал все его книги. Я его поклонник».

Как было бы здорово ответить ему: «Да что вы? Значит, вы грязный извращенец…» Но нет, теперь мне следовало быть более осторожной. Я вежливо улыбнулась, расплатилась и ушла, постаравшись забыть о его похотливом взгляде на моей груди.

Снова стать непорочной не так-то просто.

В другой раз в переулке недалеко от лицея меня остановил некий субъект. Он знал мое имя. Сказал, что пару месяцев назад частенько встречал меня с Г. в этом районе. Вылил на меня ушат непристойностей, нафантазировал кучу подробностей о том, что я должна уметь делать в постели благодаря Г. Настоящая героиня маркиза де Сада!

Ничто так не возбуждает престарелых господ, как мысль о распущенной юной деве.

Пришлось спасаться бегством, и в класс я зашла заплаканной.

Юрий делал все, что было в его силах, чтобы развеять мои приступы грусти, которые уже начали его тяготить, более того, он считал их безосновательными. «Но посмотри наконец вокруг. Ты молода, вся жизнь впереди. Улыбнись!» На самом же деле я была не более чем комком ярости, хоть и делала вид, что все в порядке, вводя всех в заблуждение. Эту злость я старалась подавить, скрывала ее, направляя на саму себя. Это я виновна. Конченый человек, шлюха, потаскуха, сообщница педофила. Влюбленная девчонка, чьи письма способствовали отправлению в Манилу чартерных рейсов с мастурбирующими на фотографии бойскаутов ублюдками на борту. И когда скрывать весь этот ужас уже не было сил, я погружалась в депрессивное состояние с единственным желанием исчезнуть с лица земли.

Юрий, пожалуй, был единственным, кто это замечал. Он любил меня со всей пылкостью своих двадцати двух лет, но, кроме этого, больше всего на свете он обожал заниматься любовью. Разве можно его в этом упрекать?

Что касается секса, в то время мои ощущения были противоречивыми – от всемогущества до полного бессилия. Меня охватывало пьянящее чувство обладания невероятной силой, ведь сделать мужчину счастливым так просто. А внезапно в момент оргазма я разражалась рыданиями без видимой на то причины. Когда Юрий начинал беспокоиться о моем состоянии, единственное, что я могла ему ответить, – что это от преизбытка счастья. Несколько дней после этого я не позволяла ему до себя дотрагиваться. А затем круги ада повторялись, он напоминал мне о моей миссии в этом бренном мире – доставлять удовольствие мужчинам. Это мое предназначение, моя обязанность. И вот я вновь предлагаю свои услуги с рвением и надуманной убежденностью в правильности своих действий, в которых я сама себя с успехом убедила. Я притворялась. Притворялась, что люблю заниматься сексом, получаю от этого удовольствие, знаю, зачем мы делаем все эти телодвижения. В глубине души мне было очень неловко так свободно этим заниматься, в то время как другие были всего лишь на стадии первых поцелуев. Я прекрасно понимала, что перескочила через важный этап. Начала слишком быстро, слишком рано, не с тем человеком. Первый опыт физической близости я бы предпочла пережить с Юрием. Чтобы именно он был моим наставником, первым любовником, моей первой любовью. Я не смела ему в этом признаться. Не доверяла пока ни себе, ни ему.

И самое главное, не могла сказать ему, что каждый раз, когда мы занимаемся любовью, меня неотступно преследует один образ, образ Г.

Г. ведь обещал оставить мне самые прекрасные из воспоминаний.

Много лет, какими бы заботливыми ни были парни, с которыми я пыталась построить идеальные сексуальные отношения, мне так и не удавалось вернуться к той точке, на которой остановились мы с Жюльеном: вновь ощутить тот момент непорочного познания и взаимного удовольствия, на равных.

Гораздо позже, набравшись опыта и смелости, я решила прибегнуть к другой стратегии: рассказывала правду, признавалась, что ощущаю себя бесчувственной куклой, которая не знает, как устроено ее тело, обученной только одному – быть орудием для чуждых ей игр.

Такая откровенность каждый раз заканчивалась разрывом. Никто не любит сломанные игрушки.

В 1974 году, то есть за двенадцать лет до нашего знакомства, Г. опубликовал эссе под названием « Младше шестнадцати» , своего рода манифест о сексуальном раскрепощении несовершеннолетних, который вызвал скандал, но в то же время сделал его знаменитым. Этим токсичным памфлетом Г. придал своей деятельности скандальный характер, который повысил интерес к его творчеству. Его друзья расценили этот текст как социальное самоубийство, но он, напротив, способствовал началу его литературной карьеры, сделав его известным широкому кругу читателей.

Я прочитала и осознала его значение только спустя много лет после нашего разрыва.

В нем Г. отстаивал тезис о том, что посвящение несовершеннолетних в половую жизнь взрослыми людьми – это благо и общество должно его поощрять. Эта практика, которая, к слову, была распространена во времена античности, может стать залогом признания свободы выбора и волеизъявления подростков.