Курд Шлёцер - Личная корреспонденция из Санкт-Петербурга. 1857–1862

Уверенными шагами мы движемся навстречу весне. Уже 8 дней как на улицах не видно саней, а при солнечной погоде на открытом воздухе просто замечательно. О холере и тифе здесь ничего не слышно [205] Великий князь Константин Николаевич писал 22 июня 1857 года из Стрельны своему брату императору Александру II: «Здесь холера начинает довольно сильно пошаливать. В Кронштадте она тоже проникает отдельными случаями и на днях унесла в несколько часов времени командира клипера «Пластун» капитана Станюкевича, сына старика адмирала. Удивительное несчастие!» // 1857–1861: переписка императора Александра II с великим князем Константином Николаевичем. Дневник великого князя Константина Николаевича. М., 1994, С. 54. ; тем больше планов путешествий на лето. Всё, что не посещает свои Datschen [206] Дачи, загородные дома ( нем. ). , отправляется за границу. Пожилой Нессельроде продал свой красивый сад [207] Граф Нессельроде имел в своей собственности на Аптекарском острове загородный дом, знаменитый своим садом с оранжереями, лабиринтами, мостиками и другими элементами ландшафтного дизайна, который в 1857 г. был продан почетному гражданину С. Голенищеву, а впоследствии перешел к Пастеровскому институту. и также готовится к продолжительному отъезду. Несмотря на Великий Пост рауты начинаются также роскошно. Почти каждый вечер на неделе что-то происходит; только без театров. Мой шеф дает сейчас званые обеды один за другим. Один раз герцог фон Мекленбург, Нессельроде, Пален, Ливен, Суворов и т.д., другой раз — Морни, Орлов, английский посланник лорд Вудхауз, герцог д´Осуна, Рибопьер [208] Александр Иванович Рибопьер. , Меншиков [209] Александр Сергеевич Меншиков. , Горчаков и княгиня Кочубей [210] Елена Павловна Кочубей. , которая имеет замечательный дворец Белосельских у Аничкового моста [211] Дворец Белосельских-Белозерских (Сергиевский дворец) — см. в разделе «Топографический указатель по Санкт-Петербургу» . , куда я приглашен в субботу. Здесь грандиозное хозяйствование, но несказанно дорого. Тем более я благодарен тебе, мой дорогой папа, за мой цивильный лист [212] Говоря о своем государственном жаловании, Шлёцер с иронией употребляет термин «цивильный лист» — часть государственного бюджета в монархиях, которая предоставляется в личное распоряжение монарха для потребностей его и его дома. , увеличенный верхней палатой. Завтра наконец-то куплю себе дрожки за 260 рублей.

Я хотел бы еще больше Вам написать, мои любимые родители, но у меня действительно нет времени. Вертерн будет отсутствовать еще несколько недель и вернется только лишь с началом судоходства; а до этого у меня будет непрерывная работа; затем и я подумаю о путешествии к золотому юбилею (Вашей — В.Д.) свадьбы. Ну и юбилей будет! Дай бог, чтобы все было благополучно и чтобы Вы и Винклеры [213] Фридерика Винклер. , и добрая Айльхен [214] Дина Сисилия Куртиус. были здоровы.

Дорогие Шлёцеры!

Веселая жизнь здесь не заканчивается. Званый обед у герцога д´Осуна, любительский театр у пожилой Грейг [215] Юлия Михайловна Грейг. — какой ужас! — званый обед у шефа с Морни и его восхитительной женой, сегодня праздник в честь учреждения Английского клуба [216], на который приглашены все дипломаты, вечером раут в волшебном дворце...

В этом всегда есть что-то призрачное, когда на одном из подобных раутов появляется (Его — В.Д.) Величество. Без адъютанта и какого-либо сопровождения он вдруг вступает в зал. Всё расступается — громкий разговор умолкает — импозантный мужчина (Александр II — В.Д.) медленно шествует по узкому проходу, который образовался перед ним. Также он появился на днях у пожилой Разумовской, которая, несмотря на свои 80 лет, встретила его в совершенно молодежном белом платье. Зато на последнем рауте у Горчакова император появился в сопровождении молодой княжны Долгоруковой [218], придворной дамы императрицы [219], в отношении которой российский самодержец, говорят, имеет довольно сильное, вероятно, слишком сильное расположение. Долгорукова и ее мама [220], называемая Grande Demoiselle [221], как мама Demoiselle d´honneur [222]представились баронессе и вчера сделали ей визит. Сейчас к дому Штиглицев слетается всё. Император долго разговаривал с ним о железных дорогах.

Вот забава начнется 15 апреля с<���арого> ст<���иля>; это день эмиссии акций [223]. Со всей империи колоссальное число подписей, даже в Берлине много подписалось. Полагают, что может быть выпущена лишь половина из обеспеченных подпиской акций. Вначале полагали, что подписей на акции будет слишком мало; особенно это абсолютно точно хотели знать здешние смышленые дипломаты, которые, естественно, имеют козыри в отношении этого предприятия, в особенности Бельгия, Саксония, Швеция. Штиглиц, напротив, сказал мне с самого начала, что он не в последнюю очередь следит, чтобы были собраны все деньги, и он не ошибся. По поручению одних только зарубежных фирм здесь подписано (акций — В.Д.) на миллионы рублей. Княгиня Кочубей участвует с 400000 рублей. Как же будут толкаться все эти французские актрисы, модистки и портные!

Вчера вместе с Эверсом [224], который в своей скучной юмористической манере много рассказывал о Рио (Рио-де-Жанейро — В.Д.). Он все еще никак не может успокоиться, что ты тогда отказался от дипломатического поста. Да — это нужно знать моего дорогого Шлёцера! «Le temps des ambassadeurs est passé et celui des consulats revenu [225]».

Поистине восхитительным явлением на всех раутах остается молодая графиня Морни. Ее супруг, напротив, совершает один «государственный переворот» за другим. Когда он недавно разговаривал с императором у Горчакова, свои руки он держал в карманах. Принц фон Ольденбург приглашает его на обед, он не может прийти, но и не отказывается; его жена идет одна и объявляет принцу, что ее муж не может прийти. У Осуны он вновь заставил все общество ждать себя целый час. Впрочем — один из самых больших spéculateurs et joueurs de bourse de France [226].

Вертерн вместе с принцем Карлом [227]отправился в Рим и до конца апреля не вернется обратно. До этого (времени — В.Д.) продлится мое междуцарствие.

Лифляндское общество назначило награду в 2000 рублей за историю Лифляндии. Мне сказали: «если бы мы знали, что Вы захотите приняться за это, мы бы предложили срок сдачи по Вашему желанию». Но я этого делать не буду. Mon métier est maintenant d´être diplomate [228].

Под конец — мои новые дрожки! Они достойны того, чтобы Аполлон поднимался на них в своих путешествиях вокруг Солнца. София Оттерштедт [229]после вечеров не хочет возвращаться домой более ни с кем, как только с моим кучером, который сидит со мной в экипаже как Филемон и Бавкида [230]; бравый парень, которого зовут «Philemon». Наш отец пролил бы слезы радости, если бы он увидел это сокровище!