Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

«Золотой век» китайских профсоюзов закончился.

Из документа, хранящегося в РГАСПИ:

Справка на члена ЦК компартии Китая Ли Лисаня (30.08.1952. Д. Николаев)

В 1951 г. Ли Лисань пытался противопоставить интересы профсоюзов интересам государства. Он выступал с утверждением, что в нынешних условиях Китая платформа профсоюзов, как чисто классовой организации рабочих, не может совпадать с интересами администрации предприятий, поскольку государство представляет интересы четырех сотрудничающих классов. Исходя из этой установки, Ли Лисань требовал от профсоюзов заниматься лишь вопросами улучшения материально-бытовых условий рабочих без учета интересов производства. По мнению Ли Лисаня выходило, что восстановление народного хозяйства, повышение производительности труда, укрепление трудовой дисциплины, распространение передовых форм труда являются задачами лишь администрации государственных предприятий.

По оценке члена ПБ ЦК КПК Гао Гана, Ли Лисань «совершенно затушевывает характер государственной власти диктатуры народной демократии, затушевывает идею гегемонии рабочего класса и его руководящее положение в государстве. Не понимая природы государства народной демократии, он противопоставляет государство, руководимое рабочим классом, профоюзу – массовой организации рабочего класса. Поэтому он также противопоставляет интересы сегодняшнего дня основным будущим интересам рабочего класса».

Для Ли Лисаня это был очень большой удар. Внешне он держался спокойно, но в душе носил горькое чувство обиды. Утешала только работа в Министерстве труда, но и там он задержался недолго. В сентябре 1954 года, когда шла подготовка к созыву первой сессии Всекитайского собрания народных представителей, которое должно было утвердить новый состав правительства, Ли Лисаня вызвал к себе Чжоу Эньлай и сказал ему: «Лисань, мы собираемся выводить из правительства целый ряд министров-демократов (т. е. членов различных демократических партий). Но, если только они будут смещены, получится неудобно. Нужно поменять и кого-нибудь из коммунистов. Вот мы и остановились на твоей кандидатуре. Ты работал хорошо, но тебе придется уйти». Рассказав мне об этом, Ли Лисань с горечью заключил: «Вот, я опять козел отпущения!»

Не знаю, что конкретно говорили так же терявшим свои посты министрам-демократам, но до меня с мужем дошли слова женщины-министра юстиции Ши Лян, возглавлявшей Демократическую лигу Китая. Услышав, что Ли Лисаня снимают, она сказала: «Если уж Ли Лисань плохо работал, то что говорить о всех нас!» Отсюда можно судить, что отставку Ли Лисаня им объяснили несколько по-другому, чем ему самому.

После этого решения Ли Лисань, который никогда не думал об отдыхе, первый раз попросился в отпуск. ЦК отпустил его «на каникулы». Все было устроено наилучшим образом. Канцелярия ЦК разослала по инстанциям указания за подписью ее заведующего Ян Шанкуня принимать Ли Лисаня по первому классу. Повсюду нас встречали первые секретари провинций, угощали по-царски, отводили для проживания лучшие особняки. И все за счет партийной казны.

Особенно запомнилась огромная вилла в бывшей французской концессии Шанхая, где в середине 40-х годов проживал специальный представитель президента США Джордж Маршалл, тот самый автор пресловутого плана Маршалла [102] План помощи Европе после окончания Второй мировой войны (предложен Маршаллом в 1947 году). . Этот огромный дом с прекрасным парком и стриженым газоном перед фасадом потрясал своими масштабами. Когда нам с мужем подавали завтрак на длиннющий стол, за который в былые времена усаживалось несколько десятков человек, мы, примостившиеся на его кончике, чувствовали себя потерянными. Особняк за годы народной власти, конечно, уже растерял значительную часть своего великолепия и ухоженности, но кое-что сохранилось. Например, блистающая кафелем и медью ультрамодерновая ванная с таким количеством разных кранов и ручек, что я так и не смогла в них разобраться. Правда, кайфовать в этом особняке нам пришлось недолго. Отдел приемов Шанхайской мэрии с извинениями попросил нас переселиться в другое место, попроще. Оказалось, в Шанхай приезжает Линь Бяо, и, само собой, ему нужен лучший дом.

Мы с мужем покорно удалились: «Знай, сверчок, свой шесток» – таким был теперь один из принципов поведения Ли Лисаня.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, он занялся фотографированием (фотоаппарат с цейсовским объективом [103] Объективы, произведенные немецкой компанией «Цейс» (“Zeiss”). ему привезла из-за границы профсоюзная делегация) пейзажей и меня в качестве фотомодели. Затянувшиеся «фотосессии» меня иногда утомляли, но приходилось терпеть.

Разъезжая таким образом в октябре – декабре 1954 года, мы с Ли Лисанем поколесили по многим южным провинциям Китая – от Нанкина, Шанхая до самого «края земли», острова Хайнань, куда в те времена было крайне сложно добраться.

После яньаньской трагедии 1946 года, когда в авиакатастрофе погибла целая группа партийных и военных деятелей [104] В апреле 1946 года в авиакатастрофе погибла делегация КПК, возвращавшаяся в Яньань с переговоров в Чунцине, в том числе члены ЦК КПК Бо Гу, Е Тин, Дэн Фа, Ван Жофэй и др. , действовал запрет на полеты на самолетах для членов ЦК, поэтому мы с мужем передвигались на поезде или на машине.

Выехав из южного города Гуанчжоу, направились в сторону побережья по отвратительной грунтовой дороге. За нашими машинами непрерывно вился густой красный шлейф пыли – вокруг лежали красноземы. Приморский поселок встретил семи-, восьмибалльным штормом. Хочешь не хочешь пришлось задержаться. Гостиницы не было, нам отвели для отдыха лучшую фанзу, в которой жил секретарь райкома. Но когда я улеглась на жесткую кровать и подняла глаза кверху, то увидела прямо над головой ночное небо: в потолке зияла огромная дыра.

На другой день Ли Лисань нетерпеливо заявил: «Хватит!

Больше ждать не будем. Садимся на что подадут и едем!».

Подали десантное судно, трофейное. На нем весной 1950 года (уже после провозглашения КНР) переправлялись войска НОАК, бравшие штурмом остров. Три наших машины загнали в огромное пустое чрево корабля, плясавшего на волнах.

Мужа поместили в каюту капитана, меня уложили в кубрике радиста. Тронулись. И тут на нас напала «морская болезнь».

Ли Лисань, мой «отважный моряк», лежал полумертвый все два часа, пока мы одолевали морской пролив, отделяющий остров Хайнань от материка.

Столица Хайнаня, Хайкоу, в те времена был крошечным городком с улицами, заросшими травой. Жители в глаза не видели европейцев, и, если я показывалась на улице, за мной бежали толпы – прохода не было. Ли Лисань опять взорвался: «Все! Не смей больше сама выходить, народ собирать!» Так я лишилась свободы передвижения. К счастью, в Хайкоу мы не задержались. Ли Лисаню обязательно хотелось побывать в Санья, самой южной точке Китая, – у него всегда был вкус к путешествиям.