Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

В наши дни Санья – прекрасный тропический курорт, хорошо известный в России. В фешенебельных отелях, ресторанах, на пляжах – повсюду звучит русская речь. А в 1954 году это была зачуханная рыбацкая деревушка с хижинами, крытыми пальмовыми листьями. Нас поселили в воинской части, в комнате комиссара пограничного гарнизона. Мыться приходилось на открытом балконе второго этажа под огромными южными звездами. Там я впервые увидела созвездие Южного Креста. Поразила экзотика – кокосовые пальмы, склоняющиеся над белым-пребелым песком. Прозрачное изумрудное море манило искупаться, но, когда я заикнулась о своем желании, поднялся вой. Секретари, охранники, сопровождающие дружно завопили: «Как можно?! В такой холод!» А на улице в декабре было 28 градусов. Но против общественного мнения я пойти не решилась.

Нарастало желание вернуться домой, к детям. В конце трехмесячного путешествия никакая экзотика уже не радовала. К Новому году мы были дома с обезьянкой на руках, которую нам подарили (просто навязали, несмотря на возражения Ли Лисаня) на Хайнане.

После такой «утешительной поездки» (подсластили пилюлю!) Ли Лисань, ставший «безработным», долго сидел дома, часами листал внутрипартийные материалы, томился – «безработица» его тяготила. В ЦК стали предлагать разные варианты «трудоустройства». Сначала предложили пойти на должность заместителя главного редактора создававшегося теоретического органа «Хунци» («Красное знамя»). Но агитпроп Ли Лисаня не привлекал – он понимал, сколько скрытых западней и рисков таится в этой сфере, и сразу отказался. В 1955 году Секретариат ЦК принял решение создать новые структуры (канцелярии) для управления экономикой. Ли Лисаню предложили вакантное место заведующего Канцелярией по делам сельского хозяйства. Для предварительной беседы его вызвал Дэн Сяопин, ответственный секретарь ЦК. Но Ли Лисань отклонил и это предложение, сказав:

– Я же никогда в жизни не соприкасался с сельским хозяйством и ничего в этих делах не понимаю. Мне бы лучше заниматься промышленностью.

Дэн Сяопин, слегка замявшись, пояснил:

– Для Третьей канцелярии по промышленности уже подобрана кандидатура. Это товарищ Ли Сюэфэн. Правда, он пока еще не член ЦК…

Ли Лисань, конечно, понял, чего опасался Дэн Сяопин, и, не колеблясь, заверил, что хотя он по партийному стажу и статусу стоит выше Ли Сюэфэна, все же готов пойти к нему в замы и не будет создавать сложностей в работе.

С Ли Сюэфэном Ли Лисань работал с 1955 года до самого конца. Сначала в Третьей канцелярии по промышленности (вскоре переименованной в Отдел промышленности ЦК КПК), а затем, когда все эти отделы были распущены в связи с новой структурной реформой, во вновь созданном Северном бюро ЦК. Памятуя о своем обещании ЦК, Ли Лисань строго соблюдал служебную иерархию и политкорректность. К сожалению, Ли Сюэфэн оказался неуживчивым и авторитарным начальником, не терпевшим никаких возражений и иных мнений. Отношения между ними так и не сложились.

Ли Лисань замкнулся в кругу подведомственной ему работы, много ездил в командировки по стране, на предприятия, угольные шахты. Встречался с директорами, рабочими, что-то подытоживал, обдумывал. Иногда писал докладные записки, но большая часть его идей и предложений уходила в песок. Полностью реализовать себя он не мог, хотя некоторые его инициативы получили продолжение, например, предложенные им принципы управления производственными предприятиями, получившие название «Конституция Аньгана» [105] Аньган – Аньшаньский металлургический комбинат, где эти принципы были воплощены. .

Вообще-то, помимо профсоюзной, Ли Лисаня еще очень интересовала международная деятельность. В бытность заместителем председателя ВКФП он часто принимал иностранные делегации, привлекая и меня в случае, если в составе делегации были женщины. Мне было особенно приятно, когда выдавалась возможность использовать французский язык. Так, в октябре 1949 года на региональном женском съезде стран Азии и Океании, где рабочим языком был русский, мне довелось переводить письменно и устно для одной француженки, полной экспансивной женщины. Мадам приходила в восторг от всего, что видела в Новом Китае, однако бурно возмущалась, когда китайцы по своей привычке интересовались, сколько ей лет, кем работает ее муж и сколько у нее детей. По-видимому, у нее не было ни мужа, ни детей, и такие вопросы она воспринимала в штыки. Мне приходилось ее успокаивать.

В ноябре 1949 года для участия в конгрессе профсоюзов стран Азии и Океании приехали Генеральный секретарь Всемирной федерации профсоюзов Луи Сайян и его заместитель Аллен Лелиап. День рождения Луи Сайяна, 27 ноября, отметили в нашем доме. На полуофициальном банкете присутствовали руководители ВКФП, и мне пришлось переводить. Сайян хвалил мой французский язык, называя меня «мадам Ли Лисань», что меня немало смешило.

Мне импонировала такая интернациональная светская жизнь, но, к сожалению, после шумной отставки в профсоюзе Ли Лисань полностью от нее отошел. Последней его попыткой поучаствовать в международной деятельности было обращение к Чжоу Эньлаю в 1963 году, когда премьер готовился к визиту в страны Азии и Африки. Ли Лисань надеялся, что, может быть, его включат в правительственную делегацию как члена Постоянного комитета НПКСК. Но Чжоу оставил его робкую просьбу без внимания.

На протяжении всей жизни на Ли Лисане лежал груз его прошлых «ошибок». Сколько ему приходилось каяться на больших и малых собраниях, совещаниях, конференциях и съездах!

Да, он был искренен, когда с болью говорил о потерях, которые принесли его опрометчивые решения и действия летом 1930 года. Особенно людские потери, гибель товарищей, часть которых он знал лично, были неизменным укором для его совести. Ли Лисань, конечно, знал, что в конечном счете то были коллективные решения, но принимал как данность, что ответственность пришлось нести ему одному. Он даже гордился своей готовностью мужественно признавать ошибки, в то время как большинство партийных деятелей старалось обойти свои промахи молчанием или свалить ответственность на других.

И все-таки бесконечное тыкание носом в 1930 год удручало и вызывало досаду. Как-то раз у него вырвалось: «За три месяца ошибочных действий я каюсь целых тридцать лет!» Больше всего раздражало, когда его имя появлялось в одном ряду с именем Ван Мина, который в 50-е годы бросил работу в Китае и под предлогом лечения окончательно обосновался в Советском Союзе. Ли Лисань неизменно повторял: «Я не такой, как Ван Мин!»

Осенью 1956 года представилась возможность доказать это публично. Ли Лисаню предложили выступить на VIII съезде КПК (как известно, Ван Мин выступать отказался). Он тщательно и долго готовился, обдумывал каждое слово, понимая, чего от него ждут. Подготовленный текст передал на рассмотрение Мао Цзэдуну и другим членам Политбюро. Мао Цзэдун, внеся незначительные редакционные поправки, дал «добро».