Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

23 сентября Ли Лисаню дали слово. Он еще раз проанализировал свои ошибки, употребив всю ходовую терминологию того времени, но подчеркнул, что, несмотря ни на что, не повесил голову, не потерял активного отношения к жизни и готов вместе с другими товарищами работать и дальше. Очень важным для Ли Лисаня было то, что он впервые смог упомянуть о пережитом в Советском Союзе, сказав, что, работая в Коминтерне при Ван Мине, он все время чувствовал себя «как молодая невестка под игом свекрови» (читай: испытывал притеснения и унижения). Выступление Ли Лисаня было целиком опубликовано в «Жэньминь жибао», а затем и в газете «Правда» на русском языке, что его очень порадовало.

Однако вскоре произошел новый инцидент. В феврале 1957 года, выступая на расширенном совещании Высшего государственного совета, Мао Цзэдун в докладе «О правильном разрешении противоречий внутри народа» заявил, что из среды интеллигенции нередко выходят «плохие люди», и привел в пример целый ряд имен: Чэнь Дусю, Чжан Готао, Ван Мин, Жао Шуши и Ли Лисань. Представьте себе, каково было Ли Лисаню, находившемуся среди участников совещания, услышать это!

Не выдержав, он немедленно направил Мао Цзэдуну письмо, в котором прямо написал, что ему обидно и совсем не радостно выслушивать, когда его называют «вредным примером» и «плохим человеком». Что он всегда полагал, что его нельзя ставить в один ряд с перечисленными лицами.

«И с тов. Ван Мином у меня существует очень важное различие. Оно заключается не в размере допущенных ошибок, а в отношении к ним. Я считаю, что это не второстепенный, а очень важный вопрос, который, как эталон, определяет этическую суть коммуниста… Неужели Ли Лисань потому только, что допустил ошибку в политической линии, так и будет всегда считаться плохим членом партии, “вредным примером”?»

Это был крик протеста, вылившийся из глубины души.

Но, несмотря на полученное письмо, Мао Цзэдун в апреле 1957 года еще раз упомянул Ли Лисаня в ряду тех же имен. Правда, при публикации текста доклада в июне 1957 года в «Жэньминь жибао» имя Ли Лисаня вычеркнули.

Зная, почем фунт лиха, Ли Лисань стал намного осторожнее, особенно когда дело касалось его политической биографии. Ведь все революционные события, в которых он участвовал, которыми руководил в 20-е годы, были настолько значительными, что занести их в реестр своих заслуг стремились многие. Особенно щепетильной была тема Аньюаня, к которой имели отношение два первых лица в государстве – Мао Цзэдун и Лю Шаоци. Аньюаньская шахтерская забастовка – первая победоносная забастовка рабочего класса в Китае! Как не потянуться к такому лавровому венку? Для Ли Лисаня, проделавшего львиную долю работы среди шахтеров, организовавшего и возглавившего эту забастовку, Аньюань был очень дорог как память молодости, как воспоминание о радости победы. Когда в начале 50-х годов в Пекин приезжали посланцы Аньюаня, он всегда приглашал их домой, подолгу беседовал. Но каждый раз спрашивал: «А у товарища Лю Шаоци вы уже были?» Он не мог позволить себе обойти Лю Шаоци, которого официальные источники представляли как главного организатора забастовки, хотя его прислали в Аньюань в помощь Ли Лисаню уже после того, как забастовка началась. Ко времени возвращения Ли Лисаня в Китай в партии сложилась новая иерархия, и Ли Лисань не собирался ее нарушать.

В 1962 году, когда Лю Шаоци уже стал председателем Республики, на экраны вышел художественный фильм «Степь в огне», посвященный Аньюаньской забастовке. Главный герой, выступавший под вымышленным именем, совместил в себе образы и Ли Лисаня, и Лю Шаоци, но, разумеется, газетные статьи писали только о председателе Лю. Ли Лисаня это уже не удручало. Он с удовольствием организовал семейный культпоход в кино и возбуждался, как ребенок, узнавая на экране знакомые эпизоды и ситуации. Делал наивные замечания типа: «Я первый раз приехал в Аньюань не на паровозе» или «У меня тогда такого шарфа не было!». Напрасно я пыталась внушить ему, что здесь имеет место художественный вымысел, – для Ли Лисаня это были ожившие события его молодости. Он написал восторженный отзыв о фильме и очень радовался, когда его напечатали, – давно он не видел в газетах своего имени!

В разгар «культурной революции» слово «Аньюань» получило сакральное значение. Было объявлено, что вся заслуга в этих событиях принадлежит «Великому кормчему Председателю Мао». Некий учащийся Академии художеств, не упустив момента, написал огромное полотно «Председатель Мао идет в Аньюань». Картина, которую повезли по стране, выставлялась в разных залах как объект массового поклонения. Чтобы взглянуть на нее, тысячи людей выстраивались в бесконечные очереди. В Аньюане был выстроен монументальный музей, где безраздельно царил Мао. Даже слова шахтерской песни тех времен, в которой говорилось о «герое Ли Лунчжи» (Ли Лисане), вернувшемся на родину из Франции, были целиком сфальсифицированы в пользу Мао Цзэдуна. Все следы деятельности Ли Лисаня оказались затертыми.

Но люди продолжали хранить память о нем. В 1984 году, когда я приехала в Аньюань, то застала в живых некоторых стариков, участвовавших в знаменитой забастовке. Они чуть ли не со слезами на глазах делились со мной воспоминаниями о Ли Лисане. Его имя снова вышло из небытия, появилось на стендах в музее. Перед зданием рабочего клуба, созданного Ли Лисанем, поставили монумент, изображающий его в молодости, – не очень похожий, но романтичный. В ноябре 1999 года, когда торжественно отмечалось столетие со дня рождения Ли Лисаня, мы всей семьей возложили венок у постамента.

Горько, что Ли Лисаню не довелось дожить до того времени, когда начали говорить правду об Аньюаньской забастовке. Сам он при жизни всячески избегал поездки в Аньюань, как и всяких других действий, которые могли бы вызвать подозрения в «выпячивании революционных заслуг». Помнится, в 1949 году в правительственной гостинице «Пекин» мы ехали в лифте с каким-то видным демократом, и тот сказал Ли Лисаню: «Мао Цзэдун – крестьянский лидер, а вы – лидер рабочего движения!» Ли Лисань весь напрягся, даже изменился в лице. Шутка ли – такие слова! Оспаривать лидерство у Мао Цзэдуна!

В те времена вождь мог быть только один, и им мог быть только Мао Цзэдун. История партии подгонялась под него и выстраивалась с учетом партийной иерархии. Мемуаристика была делом опасным. Авторов мемуаров как минимум обвиняли в том, что они «создают памятник самим себе». В начале 50-х годов наш старый друг Эми Сяо из самых лучших побуждений опубликовал воспоминания о юности Мао Цзэдуна, с которым он учился в одной школе. Но, видимо, чем-то не угодил Хозяину и с тех пор попал в немилость. Ли Лисань все это прекрасно знал и потому старался говорить и писать о прошлом поменьше. В 60-е годы, на излете политической карьеры, его потянуло взяться за перо, и он начал потихоньку писать воспоминания о ранних годах своей революционной деятельности, но тут разразилась «культурная революция», и он первым делом сжег эту рукопись.