Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

В отличие от начальной школы, школа-семилетка № 16 БОНО (Бауманского отдела народного образования) находилась в том же самом переулке, где мы жили, буквально в двух шагах от нас, через дом. До революции это была частная гимназия, принадлежавшая немке Мансбах. Фамилия этой директрисы-владелицы тогда еще была выгравирована золотыми буквами на фронтоне школьного здания. Из дореволюционной гимназии перекочевало в советскую школу и большинство педагогов. Возможно, и бурления школьной жизни поэтому не было – текла она размеренно и сначала даже несколько вяло, но со временем стала оживляться.

Среди учителей, как водится, были хорошие и плохие, любимые и нелюбимые, становившиеся объектом наших насмешек. Любили мы преподавательницу русского языка и литературы. Живо и интересно вела она уроки, и не ее вина, как я теперь понимаю, что Пушкина она характеризовала как «продукт дворянского общества» – такая оценка предписывалась школьной программой тех лет. Тем не менее ей удалось донести до нас всю красоту пушкинского стиха. Хотя, видимо, ее душе был более близок бунтарский романтизм Лермонтова, и она вдохновенно рассказывала нам о его поэмах «Мцыри» и «Демон», сумев зажечь в нас романтический огонек. Прививала нам она любовь и к лирике Сергея Есенина, в те годы (1927–1928) еще не заклейменного ярлыком «кулацкий» поэт. До сих пор в памяти у меня остались повести из «Записок охотника» И. С. Тургенева, особенно «Бежин луг» с его деревенской идиллией эпизода в ночном. Видимо, наша учительница Антонина Алексеевна и тут сумела заставить нас ощутить очарование русской природы. Изучали мы и гражданскую поэзию Некрасова, так созвучную тогдашним веяниям эпохи. Маяковский с его революционным пафосом еще не захватывал наши детские души – это пришло позднее, уже в дни юности. С творчеством Демьяна Бедного нас тоже знакомили – то был поэт, отвечавший требованиям эпохи, когда всколыхнулись и активизировались широкие народные массы. Такие стихи поэта, как «Ох, Дуня, Дуня я, Дуня, ягодка моя…» и «Как родная меня мать провожала…» были положены на музыку и распевались во время праздничных демонстраций и семейных застолий. Мне лично нравилась поэма «Главная улица», направленная против денежных мешков-нэпманов.

Интересно, что тексты всех диктантов брались из произведений Тургенева, вероятно, из-за сложности синтаксиса и каверзности пунктуации. И мы очень страдали из-за авторских знаков препинания: точек с запятой, тире и прочих. Поди догадайся, что и где поставил писатель! Мы считали, что учителя нам расставляли ловушку, и негодовали.

Некоторые учителя в наших глазах выглядели старорежимными. (Не прошло еще и десяти лет после Октябрьской революции.) Была у нас учительница немецкого языка с прекрасным произношением – это был ее родной язык. За малый рост мы ее прозвали Кнопкой. Ходила она с гордо поднятой головой, что при ее росточке выглядело немного смешно. Сухая и чопорная, со старомодным пенсне в золотой оправе на носу, она, по нашему мнению, являла собой образчик гимназической классной дамы, то есть сущий обломок прошлого. За строгость ее побаивались. Хотя ко мне она относилась весьма благосклонно (может, чувствовала девочку из своей среды?). Хвалила за ответы и как-то даже задала удививший меня вопрос: «У вас в семье говорят по-немецки?» На что я, естественно, ответила отрицательно. Просто немецкий сам собой давался мне без труда!

Памятна еще одна колоритная фигура – учитель физики, толстомордый, бритоголовый. Широкий поясной ремень с огромной пряжкой с трудом охватывал его выпиравший живот. Нередко он являлся на уроки крепко под мухой. Развалившись на стуле, вызывал кого-нибудь из мальчишек и заставлял стягивать с себя сапоги. В классе возникало напряженное молчание. Все знали, что за этим последует: голова нашего ментора упадет на грудь, и раздастся мерный храп. Под этот храп в классе воцаряется мертвая тишина – никто ее не нарушает, все тихо занимаются своими делами. Лафа, да и только, как говорили мы тогда! Но бывало и так, что над нашими головами разражалась гроза, потому что наставник наш неожиданно просыпался и начинал метать громы и молнии. Все тогда сидели ни живы ни мертвы с одной только мыслью: «Лишь бы не вызвал. Чур, только не меня!»

Помню еще одного учителя, преподававшего естествознание. У него была привычка, объясняя урок, стоять за стулом и опираться на его спинку, а при этом еще взад-вперед методично возить ногой по полу. За это насмешники, которые всегда находятся в любом классе, дали ему прозвище Полотер.

Был у нас предмет, который назывался обществоведение. Этот предмет охватывал русскую историю, но в весьма урезанном, куцем виде. Стержнем его была классовая борьба во всех ее проявлениях: народных бунтах, восстаниях, рабочих забастовках и революциях. Преподавала этот предмет некая Клавдия Ивановна, пухленькая, видимо, еще не старая женщина. Что нас, учеников, удивляло в ней, так это нательный православный крестик на золотой цепочке, который она носила. Мы недоумевали: верующая, а преподает такой революционный предмет. Как видите, в нас уже формировались юные революционеры.

Отложилось в памяти событие, характерное для тех лет, – событие, которое самостийно развернулось по всей школе. К нам прислали нового заведующего, начавшего вводить драконовские меры во всем, и это пришлось не по душе ребячьей вольнице. Школа взбунтовалась. Все стены в коридорах, на лестницах были испещрены надписями углем: «Долой Динамита!». Таким было прозвище директора (настоящей фамилии не помню). Дело приняло серьезный оборот – собирались стихийно митинги, подавались куда-то наверх петиции, и все это возымело действие: Динамита отстранили от заведования. Демократия в те времена еще существовала. С годами ее стали урезать, а потом и вовсе зажали рты – и не только школьникам.

Не могу не вспомнить еще и такое: в одном из классов у нас был «красный уголок», где висел портрет симпатичного кудрявого мальчика. Проходя мимо, каждый из нас салютовал ему. Мы знали, что это В. И. Ленин – признанный вождь мирового пролетариата. Образ этот с малых лет запечатлевался в сердцах многих из нас. Можно ли такое вытравить? Да и нужно ли это делать? Все, что внушается с детства, незабываемо. Когда я вместе со всем залом поднималась при звуках «Интернационала» (который, кстати, до 1943 года был гимном СССР) и, стоя, пела: «Вставай, проклятьем заклейменный…», у меня в душе вспыхивало такое чувство торжества победы над темным миром прошлого, что на глазах от восторженного умиления навертывались слезы. Я знала, что впереди у нас светлое будущее – коммунизм. Это значит – все будет хорошо: захочется, например, свежего яблочка или порцию мороженого – никаких проблем.