Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

6. Гуан Сян-Ин

7. Жен Пи-Ши

8. Ло Май, он же Ли Вэйхуа

9. Гу Фын-чжан

10. Дэн Джен-ся

11. Тай Шау-Вын – бывший председатель МОПР, позже порал с КПК

12. Цзин Чжен-Шин – бывший секретарь горкома Нанкина, последнее время был комиссаром 4 корпуса, затем был смещен [66] Цюй Цюбо, Чжоу Эньлай, Ло Дэнсянь, Сян Чжунфа, Сян Ин, Гуань Сянъин, Жэнь Биши, Ло Май (Ли Вэйхань), Гу Шуньчжан, Дэн Чжунся, Дай Шаовэнь, Цзэн Чжуншэн. .

Большинство имен и фамилий специалистам по истории КПК нетрудно расшифровать, как и понять, что за всем этим стоит. Все было ясно и Ли Лисаню.

В заявлении начальнику Управления НКВД по Московской области он писал:

Я, будучи одним из руководителей ЦК Киткомпартии, допустил серьезную ошибку, которая причинила партии и кит. революции немало потерь – это моя большая вина перед партией и рабочим классом. Ее назвали лилисаневской линией, или лилисановщиной. Однако лилисановщина не была никак связана с троцкистами: ни политически, ни организационно. (…) Я должен особенно подчеркивать это потому, что вместе со мною допустили эту ошибку почти все тогдашние члены политбюро и ЦК. Некоторые из них погибли в борьбе за советскую власть, некоторые после признания ошибки остались в руководящем органе ЦК партии и до сих пор являются главными руководителями партии. Если называть лилисановщину троцкистской группой, то создается такое впечатление, якобы в руководстве китайской компартии стояли бывшие троцкисты, это несомненно вредно для Киткомпартии и кит. революции.

Заявление в следственную часть УНКВД МО следователю Горбунову целиком посвящено пресловутому списку.

Обращаюсь к Вам с еще одной просьбой, – пишет Ли Лисань. – В протоколе показаний от 13 марта [67] В списке «террористической группы» от 13 марта 1938 года стоят имена китайцев, находившихся в то время в Москве. и 15 июля 1938 г. следователь гр. Волсон [68] Так в оригинале. произвольно (даже не спрашивая меня ничего) вписал целый ряд лиц, которые якобы состояли в контрреволюционной троцкистской организации. Среди этих лиц, поскольку я знаю, часть из них действительно бывшие троцкисты; другая часть хотя допустили большие или малые ошибки, вызывающие к себе подозрение, но не имели никакой связи с троцкистами; третья часть совершенно невиновные, а последняя – некоторые фамилии я совершенно не знаю. Таким образом, следователь Волсон так запутывал дело, что не только оклеветал невиновных, но фактически помог троцкистам спрятать нить преступления. Хотя в своем показании на суде по этому вопросу я сказал в основном, но не имел возможности высказать подробно. Не сомневаюсь, что вы будете на основе достоверных материалов расследовать их дело по отдельности. Но считаю своей обязанностью необходимо сказать все, что я знаю про них перед следствием, чтобы помогать следствию выяснить эти дела до конца. Поэтому прошу вызывать меня и записывать мои показания об этих лицах в протоколе.

Как следует из архивных документов, некоторые материалы Ли Мин был вынужден подписывать, потому что ему их либо подсовывали обманным путем, не разрешая вчитаться в содержание, либо просто применяли физические методы, выбивая признания. Однако, едва придя в себя, Ли Мин на следующем допросе тут же отказывался от своих показаний, писал письма наркому НКВД, Георгию Димитрову и самому Сталину. Немало хлопот он доставил своим следователям! Как Ли Мин мне говорил позднее, в то время его больше всего пугала мысль о том, что его дело без суда передадут на рассмотрение «тройке», а это означало скорый приговор – «вышку» без особого разбирательства. Поэтому он вступил со следствием в рискованную игру:

– Я решил, что если дело выйдет за привычные рамки, то они не посмеют решать в обычном порядке и, возможно, передадут в высшие инстанции. И это давало надежду.

И действительно, ход следствия затянулся, обвинительное заключение было утверждено только в январе 1939 года, когда разгул «троек» уже утихал.

В обвинении перечисляются все приведенные выше «преступления» и затем говорится:

На основании изложенного обвиняется:

Ли Мин, он же Ли-Ли-Сан, 1900 г. р. [69] Должно быть 1899 года. , уроженец провинции Хунань, китаец, китайский подданный, сын помещика, бывший член политбюро ЦК КПК.

До ареста без определенных занятий. Ранее работал главным редактором издательства “Иностранный рабочий” проживал: ул. Горького, д. № 36, кв. 185 в том, что являлся руководителем троцкистской шпионско-диверсионной и террористической организации в СССР и проводил в этом направлении работу, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 58 п. 6, ч. 1, 8, 10 гл. I и II УК РСФСР.

Виновным себя частично признал и, кроме того, достаточно изобличается показаниями Травина, Ли Да-ко, Конуса и очными ставками с Травиным и Ли Да-ко.

На основании изложенного, следственное дело № 1532 по обвинению Ли Мина, он же Ли-Ли-Сан, считать законченным и передать на рассмотрение Военного трибунала МВО.

Дело предварительно согласовать с военным прокурором.

Вызову в суд подлежит:

Обвиняемый Ли Мин, он же Ли-Ли-Сан, содержится в Таганской тюрьме.

Оперуполномоченный 3 отдела УГБ НКВД МО сержант гос. безопасности Воденко

Дело Ли-Ли-Сана заслушать в закрытом судебном заседании без участия сторон обвинения и защиты и без вызова свидетелей.

Ли Мин был предупрежден об отсутствии защитника и начал готовиться к суду сам.

Выписка из тюремного дела говорит о том, что 11 мая 1939 года Ли Мин получил на руки обвинительное заключение, в чем и выдал расписку.

15 мая он был доставлен в Военный трибунал из Таганской тюрьмы.

Вся эта процедура была довольно рутинной по тем временам, и можно было предсказать, чем дело кончится. Но тут произошло чудо.

После того как на суде было зачитано обвинительное заключение, Ли Мину дали возможность выступить, и он решительно опроверг все бездоказательные утверждения:

«Ли-Ли-Сановщина с троцкистами связана не была».

«Террористической группы никакой никогда не создавал».

«Травина я никогда со шпионскими сведениями никуда не посылал».

«Ли Да-ко – я не знаю, троцкист он или нет».

«Мои ошибки в переводе материалов процесса над врагами совершенно неумышленные».

«В июле месяце 1938 г. на предварительном следствии меня били. Показания я подписал вынужденно».

«Против себя я показывал ложно под моральным и физическим давлением следствия».

«Протоколы я подписал на предварительном следствии – это моя ошибка, может, и преступление по отношению к другим, но я был вынужден. Ли Да-ко на очной ставке при мне против меня ничего не говорил, прошу его вызвать в суд».