Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

МХАТ в ту пору был одним из лучших московских театров. До войны мы с Ли Мином не раз ходили туда, благо жили совсем рядом. Ли Мин любил драматическое искусство и балет, а к музыке был совершенно равнодушен, на симфоническом концерте мог преспокойно уснуть. К сожалению, нам не всегда удавалось досидеть на спектаклях до конца, и не потому, что Ли Мину становилось скучно – просто его торопила работа, какие-то неотложные дела, он вечно был занят…

И вот мы с ним снова в театре, как в довоенные времена. Ярко освещенный по тем временам зал показался нам настоящим раем, хотя там было не так уж и тепло, мы сидели в пальто. Как завороженные, смотрели мы на сцену. Шла пьеса Шеридана «Школа злословия», играли превосходные актеры.

Возвращались мы из Саратова поздней ночью, в кромешной темноте. Мороз усилился, но нас переполняли эмоции, и холода мы просто не ощущали…

Жизнь шла своим чередом. Кое-что менялось к лучшему: нас расселили по комнатам, правда, по две – три семьи вместе. Откуда-то раздобыли кровати с матрасами и тонкими серыми одеялами, которые назывались «солдатскими». Тут же и работали, сидя на кроватях за простыми столами. Писали, переводили, редактировали.

К нам в небольшую комнату подселили еще двух человек: жену Чжан Бао Надю Руденко с ее матерью, престарелой женщиной. Надя работала контрольным редактором английской секции, а мать нанялась в кубовую кипятить воду. Четырехлетний сын Нади Валерий находился в то время в Уфе с эвакуированным туда детским садом Коминтерна. О самом Чжан Бао давно ничего не было слышно – он был арестован в 1938 году почти одновременно с Ли Мином, но его осудили и отправили на Север. Как в страшных лагерных условиях Чжан Бао удалось выжить, не подорвать здоровья – не знаю. Но он выжил, перенес все невзгоды и благополучно вернулся в Китай благодаря помощи Ли Лисаня (об этом я напишу позже). Здесь только отвлекусь и скажу: необыкновенные причуды выкидывает судьба. Когда мы с Надей жили в Энгельсе в одной комнате, то и не думали, что через несколько десятков лет породнимся. Нам и в голову не могло прийти такое – ведь у нас с Ли Мином тогда вообще не было еще детей. Но случилось так, что 45 лет спустя тот самый маленький Валерий Руденко стал мужем моей младшей дочери Аллы. У нас с семейством Чжан Бао теперь есть общий внук, которому дед великодушно предложил носить фамилию Ли в память о своем друге Ли Лисане. А имя внуку Чжан Бао составил из фамилий Чжан и Руденко (по-китайски «Лудэнкэ»), и таким образом малыш получил весьма экстравагантное имя – Ли Чжанлу. Многие шутили: «Сам невелик, а имя какое громоздкое!» Но люди понимающие отмечают: такое мог придумать только человек большой культуры. И это действительно так: Чжан Бао получил превосходное классическое китайское и европейское образование и до глубокой старости писал стихи, был президентом поэтической ассоциации «Дикие травы». Он ушел из жизни в Пекине, ему было 93 года.

Однако вернемся к прерванной нити моего рассказа. Кроме некоторого улучшения жилищных условий, если так это можно назвать, все оставалось по-прежнему – обыденно и трудно. С ночи становились в очередь за хлебом. Стояли на холоде, промерзая до самых костей. Постукивали ногой одна о другую, прыгали, чтобы хоть как-нибудь согреться. На базаре можно было, конечно, поменять вещи на продукты: муку, сало, картошку. Но – увы! – у нас менять было нечего. И вдруг судьба опять подбросила нам счастливую карту. Меня нашел мой родственник Анатолий Корнилович, приехавший в Саратов в командировку. Он был военный, офицер, и явился к нам не с пустыми руками: привез шесть – семь бутылок водки. Водка – это была истинная ценность, валюта военного времени! Мы, конечно, не стали пить сами, а пошли на рынок и выменяли у башкир мешок муки, немного подсолнечного масла и картошки. Это нас спасло от голода. Мы стали на электроплитке печь лепешки и были уже сыты.

Февраль близился к концу, весна была не за горами. Как-то раз руководство издательства собрало нас и объявило, что требуется поехать в колхоз на обмолот прошлогоднего урожая, желающие могут сейчас же записаться. За работу обещали заплатить натурой, что, естественно, было дороже денег. Сразу же нашлось десятка два – три добровольцев, в том числе и я. Мы быстро собрались, и нас грузовиком доставили в колхоз километрах в пятидесяти от Энгельса.

Это были не совсем обычные полевые работы. Дело в том, что город Энгельс, как я уже писала, был «столицей» советской Республики немцев Поволжья [80] Автономная Советская Социалистическая Республика немцев Поволжья была образована 19 декабря 1923 года на основе Автономной области немцев Поволжья (1918). Просуществовала до 28 августа 1941 года. . Немецкие колонисты жили на берегах Волги со времен Екатерины II, по указу которой Россия пустила переселенцев, в основном безземельных немецких крестьян, на свои необъятные невозделанные просторы. Немцы обосновались здесь «всерьез и надолго». Подняли черноземную целину, поставили добротные дома, кирхи, школы. Работали трудолюбиво и основательно. После Октябрьской революции наравне с другими народностями России получили право на самоопределение и образовали свою республику. Даже перекосы «раскулачивания» не смогли нарушить их устоявшийся быт. Гром грянул вместе с войной. В августе 1941 года был издан правительственный указ, по которому республика немцев Поволжья ликвидировалась, а ее жители-немцы насильственно переселялись в Казахстан и Сибирь. Советское правительство, по-видимому, опасалось выхода фашистских войск к берегам Волги и, не доверяя всем, у кого в графе «национальность» было вписано «немец», не хотело оставлять таких людей в тылу своих передовых рубежей обороны. Для поволжских немцев это постановление обернулось настоящей трагедией. Переселение, как водилось в сталинские времена, происходило в кратчайшие сроки. Колхозники только что сжали пшеницу, связали в снопы и заскирдовали. И тут пришлось бросить все: дома, скотину, урожай. Так и остались стоять ометы на полях, на десятки километров вокруг. Администрация спохватилась только в преддверии весны – сообразили, что если не обмолотить, то все сгниет, а ведь хлеба не хватало и на фронте, и в тылу. Вот и обратились к помощи добровольцев.

28 марта 1942 года я сообщала родным:

«Дорогие мои! Спешу написать, пользуясь случаем, отправить это письмо прямо в Энгельс с шофером, который нас вез сюда. Опишу все по порядку. После томительного ожидания в Доме пионеров наконец нас погрузили в машины по 30 человек в каждую и повезли. Уехали мы из Энгельса только в 2 часа. Дорога была хорошей: не особенно еще грязно, снег ослепительно бел, солнце пекло, и, самое главное, не было ветра. Настроение было бодрым, не обошлось и без приключений: два раза вылезали из машины и помогали ее на своих плечах выволакивать из канавы.