Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

Начиная с сентября Ли Мин стал регулярно, раза два в неделю, ходить в ЦК ВКП(б) знакомиться с материалами. Все это хотя и окружалось секретностью, но фактически никаких внутрипартийных материалов ему для чтения не давали: одни только газеты, открыто издаваемые КПК. Даже с гоминьдановской прессой он не имел возможности ознакомиться. Но при его полной оторванности от событий в Китае (советские газеты не давали никакой информации) даже то немногое, что он читал, уже представляло интерес, помогало уяснить обстановку.

Для меня теперь дни отстукивались, как рубли на счетчике такси. С затаенным страхом я ждала, когда Ли Мин объявит мне точный день своего отъезда. Но прошла осень, наступила зима, а ничего еще не было известно. В глубине души у меня зародилась надежда: а может быть, он все-таки не уедет? Хваталась за эту мысль, как утопающий за соломинку.

31 декабря, в канун Нового года, под самый конец рабочего дня в издательство позвонили. Ли Мина спрашивал инструктор международного отдела ЦК. Мужа на работе не оказалось, бросились ко мне: куда он подевался? А я не могла сказать ничего определенного. Ведь Ли Мин ушел до конца работы, что, естественно, было нарушением дисциплины. Причина была сугубо прозаической: он поехал в закрытый распределитель, чтобы достать хоть что-нибудь для новогоднего стола. В те годы отоваривать карточки полагалось только в определенном магазине, к которому было прикреплено данное предприятие или учреждение. Отстояв очередь в распределителе, Ли Мин пришел домой, но, узнав, что его вызывают в ЦК, немедленно поехал туда.

А я принялась готовиться к встрече Нового года – самому большому празднику для нас, русских. Приготовления по условиям того времени были наипростейшими: навела порядок в комнате, помыла пол. Никакой стряпни не затевала, потому что ни мяса, ни муки, ни масла – ровным счетом ничего не было, даже хлеба белого было невозможно купить. Поставила на стол всего лишь две – три тарелочки с закусками, самыми незатейливыми. Зато по издавна заведенной традиции стала наряжать новогоднюю елку – ее мы купили заранее. Елка была настоящая, живая, не в пример нынешним капроновым, от ее хвойных игл по комнате разливался смолистый аромат, любимый мною с детства. Увешанная яркими елочными игрушками, блестящими шариками и серебряной канителью, она сразу преобразила наше скромное жилище. С елкой пришло то особенное, неповторимое ощущение праздника, которое испытываешь только в канун Нового года.

За всеми этими хлопотами забыла о времени. Взглянула на часы – уже одиннадцатый час. А где же Ли Мин? Что это его до сих пор нет? В душе шевельнулось беспокойство. Стала поминутно поглядывать на стрелки. Время приближалось к одиннадцати. Тревога в сердце нарастала: неужели опять что-нибудь случилось?

В двенадцатом часу дверь распахнулась – на пороге стоял сияющий Ли Мин.

– Ну как? – бросилась я к нему, понимая уже по его виду, что новости у него хорошие.

Ли Мин засмеялся:

– А ну, попробуй-ка угадай, что произошло!

Задал же он мне загадку! Я стала придумывать все, что могла, гадала на все лады, но никак не попадала в точку.

– Не угадаешь! Я по-прежнему член ЦК КПК, – наконец изрек Ли Мин.

– Не может быть! Ведь ты даже не член партии, тебя же исключила Контрольная комиссия Коминтерна.

– А на VII съезде КПК меня все равно избрали. Представь себе! Мне сейчас официально сообщил об этом сам заведующий отделом международных связей Панюшкин и долго тряс мне руку, поздравлял. Вот так!

Я была так рада за Ли Мина, что даже как-то забыла о том, что Панюшкин назвал день отъезда и что вскоре, недели через две, мы должны будем расстаться. До этого мы с Ли Мином строили самые скромные планы на будущее. Учитывая свое беспартийное состояние, Ли Мин вовсе не задумывался о какой-либо ответственной должности, а предполагал, что будет работать переводчиком или редактором какого-нибудь издания в Шанхае или другом большом городе, а я стану преподавателем русского языка (в этом он не ошибся). «Русский язык теперь в Китае нужен. Мы оба сможем быть полезными», – убежденно говорил он. На большее мы не рассчитывали. А вот теперь такая перемена! Главное, у Ли Мина появилась возможность для более широкого приложения своих сил, раскрытия способностей, которые последние пятнадцать лет оставались без применения. Поистине, судьба человеческая непредсказуема!

Сразу после Нового года стали готовиться к отъезду Ли Мина. Ему настоятельно необходимо было экипироваться, чтобы появиться на родине в более или менее приличном виде, ведь за годы войны мы, как и все другие, основательно обносились. Покупать вещи на черном рынке мы не могли – карман не позволял. Пришлось обратиться за помощью в Красный Крест. Там Ли Мину выдали кое-что из носильных вещей. В дополнение к этому мы пошли в государственный коммерческий универмаг и купили две пары валенок – для Ли Мина и меня. Заплатили фантастическую цену: восемьсот рублей за пару. Подумали в первую очередь о валенках потому, что тогда они были для нас спасением от холода – и на работе, и дома. Валенки у Ли Мина оказались почему-то огромные, но он шлепал в них с удовольствием. Правда, как выяснилось потом, это было самое ненужное, что можно придумать для поездки в Китай, но Ли Мин за пятнадцать лет, видимо, успел уже подзабыть особенности китайского быта. Благодаря этим валенкам его и узнали.

Об этой занятной детали рассказала мне позднее моя приятельница Чжао Сюнь, работавшая в то время переводчицей при штабе 8-й армии в Харбине. В тот день ее и целую группу других товарищей отправили на военный аэродром для торжественной встречи. Сказали, что прилетает ответственное лицо – член ЦК КПК, но не сообщили, кто и откуда.

Самолет приземлился, по трапу начали сходить люди и среди них… человек в валенках!

– Вот он, вот он! – зашептались в толпе.

– Ага! Тогда понятно, откуда он прилетел. Раз в валенках – то только из Москвы! – сразу сообразила Чжао Сюнь.

Мы с Ли Мином долго смеялись, когда она рассказала нам эту историю.

Но перед отъездом Ли Мина мне было не до смеха: когда радость за мужа понемногу улеглась, у меня опять начало мучительно щемить сердце.

12 января 1946 года я с тяжестью на душе поехала провожать Ли Мина на Ярославский вокзал. У вагона стояла девушка-китаянка, тоненькая, как тростинка, черноглазая, живая, неплохо говорившая по-русски. Это была Ли Тэтэ (Роза), дочка старых друзей Ли Мина – Цай Чан и Ли Фучуня. Их дружба началась еще во Франции в 20-е годы и продолжалась долго, а дружеские отношения с Тэтэ я поддерживаю до сих пор.

Других провожающих не было: отъезд Ли Мина и других товарищей по существовавшим тогда правилам держался в секрете. Попутчиками Ли Мина были военный Ян Чжичэн, обучавшийся в Военной академии им. Фрунзе, и кинематографист Юань Мучжи, который когда-то вместе с Сянь Синхаем прибыл в Советский Союз для работы над кинофильмом. Но Сянь Синхай не дожил до возвращения на родину.