Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

В Харбине

По Транссибирской магистрали я ехала не впервые. Но на этот раз поезд шел со всеми остановками, и потребовалось чуть ли не шесть дней, пока я и мои попутчицы добрались до Читы, где надо было делать пересадку на местный поезд и ехать до пограничной станции Отпор (сейчас это Забайкальск).

Сутки провели в Чите. К счастью, благодаря Инночке нас пустили в комнату матери и ребенка, где мы смогли немного подремать. В ожидании поезда время тянулось медленно. Вышли на привокзальную площадь: ее как раз мостили пленные японцы, одетые в свои форменные шинели цвета хаки. Впервые в жизни я увидела японских солдат, да еще такое их скопление. Работали они вяло, конвой их беспрестанно понукал.

Вечером мы снова сели в поезд, но уже не в такой комфортабельный, как тот, в котором ехали до Читы. Вагон полупустой, скамьи жесткие. Было пронизывающе холодно и оттого бесприютно. Кончились леса, потянулись унылые забайкальские степи, безлюдные, невозделанные. На станции Борзя вагон окончательно опустел. Вышли все – здесь был последний военный поселок перед границей. Насчет него мы слышали шутку: «Какой ваш любимый город?» – «Борзя». – «А любимая песня?» – «“Прощай, любимый город”».

Вот уже и Отпор. Тогда это была захудалая, как говорится, Богом забытая станция. Вокзальное помещение, смахивающее на барак, деревянная платформа и несколько пристанционных построек и домиков – вот и все, что представилось нашему глазу. Кругом ни души. Нам пришлось сложить свой багаж на платформе и оставить трехлетнюю Инночку его сторожить.

В шубке из искусственного коричневого меха, повязанная платочком в яркую клетку она важно восседала на груде вещей с полным сознанием порученной ей ответственности. Со своими румяными щечками и большими карими глазами на круглом личике она была похожа на миленькую матрешку. Девочка она была спокойная и послушная. И мы, нисколько не колеблясь, наказали ей никуда не отлучаться до нашего возвращения.

На вокзале мы обратились к военному, который нам встретился, чтобы узнать насчет поезда и вообще переезда границы. У девушек с паспортами оказалось все в порядке. У меня же дело обстояло хуже. Свой советский внутренний паспорт я сдала в ЦК, а взамен мне выдали пропуск через границу за подписью тогдашнего командующего погранвойсками генерала армии Антонова. Поскольку я была человеком неискушенным, первый раз выезжала за границу, то спокойно взяла оформленный мне пропуск. А вот теперь, когда предъявила его в Отпоре, то увидела на лице пограничника недоумение и неприкрытую настороженность. Он смотрел на меня так, как будто я сама сфабриковала эту невзрачную на вид бумажку.

Мы, все трое, в один голос стали объяснять, как я получила этот пропуск. Попросили связаться с командующим погранвойсками. Но доводы наши не очень действовали. Я начала нервничать.

И неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы вдруг не появился человек в железнодорожной форме. Он деловито подошел к нам, осведомился, как моя фамилия, после чего сердитым тоном начал делать выговор:

– Третьи сутки стоим тут. Управляющий КЧЖД [85] Китайско-Чанчуньская железная дорога. Так с 1945 года называлась КВЖД. генерал Журавлев приказал поезд без вас не отправлять. Но если бы и сегодня вы не приехали, то ждать мы больше б не стали.

Раскрыв глаза, смотрели мы на железнодорожника, недоумевая: из-за нас задержали поезд? За что нам такая честь? И, конечно, страшно радовались, что сможем сегодня же уехать в Харбин. Вовремя подоспели – иначе долго, может быть, месяц, пришлось бы сидеть в этом захолустье, к тому же без гроша в кармане. Регулярного железнодорожного сообщения тогда не было – в Китае шла гражданская война.

Мы пошли за вещами. Инночка терпеливо сидела, не сдвинувшись с места. Но по ее печальному личику было видно, что она уже готова была расплакаться.

Начался таможенный досмотр. Мой багаж проверяли с особой придирчивостью – два старых облезлых чемодана с носильными вещами, игрушками и детскими книжками. Таможенники вытащили все. Перетряхивали одежду, прощупывали каждую игрушку, перелистывали в книжках страничку за страничкой. Что они искали – не знаю. Отобрали, помню, только мою книжку «Колокола» Евдокимова [86] «Колокола» – роман Ивана Евдокимова, опубликованный в 1926 году. Посвящен революционным событиям 1905 года. «Колокола» снискали Евдокимову славу, однако последующие его произведения жестко критиковались. . Процедура досмотра затянулась надолго. Находившиеся тут же другие пассажиры – всего пять – шесть человек – и начальник поезда стали проявлять нетерпение. А когда моя дочка, порядочно уже утомившаяся, заплакала, и крупные слезки поползли по ее щекам, все хором зашумели:

– Ну, чего смотреть! Ведь нет же ничего. Пожалейте хоть ребенка!

Пассажиры эти, видимо, были работниками советского консульства либо торгпредства. Возмущенные протесты подействовали. Досмотр закончился, и я принялась заново укладывать чемоданы.

Мы сели в маленький вагончик поезда, который перевозил через нейтральную пограничную полосу. Его тащил паровозик типа маневровой «кукушки». Поезд не шел, а полз. Но все-таки минут через пятнадцать мы были уже на китайской земле, на станции Маньчжурия. На противоположной стороне платформы стоял небольшой спецсостав – всего четыре – пять вагонов, который доставлял на границу дипломатическую почту.

Только наш поезд остановился, как в коридоре вагона возникли желтые ватные униформы китайских солдат во главе с командиром – молодым худеньким пареньком. У каждого из них сбоку на ремне висела деревянная кобура, откуда торчал кумачовый лоскут, в который был обернут револьвер. Таков был своеобразный солдатский шик тех романтических времен. Не успели мы оглянуться, как все наши вещи исчезли из купе. Я забеспокоилась, но мои спутницы заверили, что все будет в сохранности, ничего не пропадет – ведь этих солдат, как выяснилось, выслал навстречу нам мой муж.

Худощавый командир оказался одним из охранников Ли Лисаня. Его по-дружески называли Лао Мэн (старина Мэн). Прежде он служил охранником у легендарного главнокомандующего НОАК Чжу Дэ. При встрече в Яньани Чжу Дэ от полноты чувств «переуступил» его Ли Лисаню – это был один из способов проявления дружеских симпатий в военной обстановке того времени. Лао Мэн к тому же обладал несомненными деловыми качествами и долгое время ведал хозяйственными делами в нашем доме.

Вслед за солдатами мы проследовали в спецпоезд. Устроились комфортабельно – в четырехместном купе первого класса.

До отправления оставалось еще время, и мы вышли прогуляться по платформе. С интересом поглядывали вокруг. Мое внимание привлек священник, явно русский, в рясе и с длинными волосами. В Союзе во времена нэпа, когда многие церкви еще были действующими, священники, особенно молодые, длинных волос уже не носили, а после богослужения сразу переодевались в мирскую одежду. Ходили даже в толстовках, как совслужащие. А в 30-е и 40-е годы священнослужителей на улицах Москвы встретить уже было невозможно – действующих церквей оставалось считанное количество. Поэтому священник в рясе с крестом на груди был мне в диковинку. Но самым интересным казалось то, что к нему смиренно подходили русские люди (их было много на станции), и он благословлял их, осеняя крестом. Для меня это выглядело удивительным анахронизмом – я как бы перенеслась в дореволюционную Россию, которую знала только по книгам.