Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

Ли Мин не соблюдает мер предосторожности по отношению к Хэ Шучжун, допуская ее в свой домашний кабинет для занятий с женой, где находятся шифрованные телеграммы и секретная переписка.

(…) Ли Мин собирается принять к себе на работу китайца Ян Хайсян. Его отец крупный торговец, брат проживает в Нанкине и связан с гоминьдановцами. Сестра замужем за гоминьдановским генералом в Бэйпине.

И все такое прочее. Кстати, кто эти лица – я просто не представляю себе и китаянку эту не помню. Если даже она и занималась со мной, то, очевидно, эпизодически.

С женой Линь Бяо Е Цюнь я познакомилась уже на второй день после приезда. Основой нашего общения стало то, что она немного говорила по-русски – язык изучала в Яньани – и хотела практиковаться. Е Цюнь начала довольно часто заходить ко мне, и я иногда бывала у нее. На первых порах она охотно помогала мне решать разные бытовые проблемы. Одно время нам даже ужин носили от их повара, благо дома стояли через дорогу. Когда я решила приодеться, Е Цюнь помогала выбирать материал, договариваться с портным.

Мы болтали на женские темы, Е Цюнь время от времени спрашивала:

– Я правильно говорю? А как это сказать по-русски?

Она была способной ученицей.

Вообще Е Цюнь с интересом относилась ко всему русскому. По ее просьбе ей даже подыскали няню из местных русских женщин, но Линь Бяо выразил недовольство, и няню вскоре рассчитали.

У них было двое детей, мальчик и девочка (сын Линь Лиго, который потом погиб вместе с родителями, его дома звали Тигренком, и дочь Доудоу, Горошинка, которая осталась жива и сыграла совершенно непонятную роль в истории бегства родителей – говорят, это она позвонила премьер-министру Чжоу Эньлаю и выдала планы отца).

В 1946 году девочке было два годика. Но уже тогда у нее на лице выделялись четко очерченные густые брови – то ли в мать, то ли в отца. Вообще, на мой взгляд, у Е Цюнь и Линь Бяо было много общего в чертах лица: удлиненный овал, схожая форма носа, а главное, бросающаяся в глаза густобровость.

В жилище Линь Бяо и Е Цюнь было неуютно: оно имело какой-то необжитой вид, пыль покрывала все толстым слоем. Да и в других домах, куда она переезжала потом, всегда было так же. Последний особняк, куда переместилась семья Линя в Харбине, шестой, наверное, по счету, был и самым роскошным – сорок комнат с зимним садом и роскошным бальным залом, устланным толстым ковром.

По этому залу бегал вперевалочку сын маршала, Тигренок, одетый в традиционные детские штаны с разрезом на попочке. Когда подходила нужда, малыш присаживался на ковер враскорячку и делал все, что ему было нужно. Нянька, приставленная к нему, спокойно созерцала всю эту процедуру, а затем собирала бумажкой детские экскременты и – с ребенком на одной руке, с какашками в другой – удалялась.

Иногда я участвовала в семейной трапезе Линя – скучной и молчаливой. Е Цюнь одна поддерживала разговор. Линь Бяо за столом сидел, не открывая рта, насупив густые мефистофельские брови. Вообще, надо сказать, он был не из разговорчивых. Я смущалась и даже побаивалась его. Мне всегда казалось, что он чем-то недоволен. «Может быть, мной?» – неотвязно беспокоила мысль. Но, вполне возможно, командующего тревожила ситуация, складывающаяся на Северо-Востоке, где после вывода Советской армии гоминьдановцы упорно теснили войска КПК.

Е Цюнь вначале показалась мне открытой и приятной в общении. Но потом произошла одна примечательная история, когда Е Цюнь разыграла неприглядный спектакль.

Узнав о приезде Сунь Кеин, Линь Бяо рассказал о своем прежнем увлечении Ли Лисаню и другим членам СевероВосточного бюро и признался в том, что, хотя он и не стал ждать Сунь Кеин, женился, но сейчас очень страдает. Сунь Кеин нигде не оставалась без мужского внимания, в Харбине у нее тут же появились новые поклонники, знакомые женщины уговаривали ее выйти замуж, но она не торопилась. Линь Бяо избегал встреч с ней, тем более наедине, но жена его просто рвала и метала от запоздалой ревности.

Вскоре, уже в конце октября 1946 года, Линь Ли и Сунь Кеин отправились в Яньань на американском самолете – единственном транспортном средстве, существовавшем в то время. Девушки хотели повидать родных (отец Линь Ли Линь Боцюй был старейшим членом Политбюро, а Сунь Кеин считалась приемной дочерью Чжоу Эньлая), представиться цековскому начальству. «Пещерную столицу» они застали почти пустой – заканчивалсь эвакуация. Под напором гоминьдановской армии члены ЦК и Политбюро покидали насиженное место. Линь Ли очень хотелось разделить тяготы походной жизни вместе с отцом, которого она так давно не видела, но Сунь Кеин, мечтавшая о работе в театре, уговорила ее вернуться в Харбин, получив на то согласие Чжоу Эньлая. Путь их лежал через Пекин.

Однако в начале 1947 года в Харбине появилась одна Лили.

– Где же Сунь Кеин? – спросила я. – Почему она не приехала?

– А как она могла приехать? Ей же Ли Лисань запретил!

– Почему? За что? – изумилась я.

И услышала в ответ совершенно невероятную, просто ошеломившую меня историю.

Когда подруги были уже в Пекине, туда пришла телеграмма за подписью начальника Управления внешних сношений армии Ли Лисаня, в которой Сунь Кеин категорически запрещалось приезжать в Харбин. Сунь Кеин кипела негодованием на Ли Лисаня. Недоволен таким непонятным поведением был и сам Чжоу Эньлай. Во время пребывания девушек в Пекине представитель КПК Е Цзяньин (будущий маршал), с которым они подружились, показал им письмо Чжоу Эньлая, в котором тот выражал возмущение самостийными действиями Северо-Восточного бюро, не подчинившегося решению Центра и отказавшегося принять Сунь Кеин. Начался интенсивный обмен телеграммами между Чжоу Эньлаем и Харбином, настаивавшем на своем. В ожидании окончательного решения подруги застряли в гостинице «Пекин» на два месяца.

Между тем все сильнее обострялись отношения между КПК и Гоминьданом. 25 декабря 1946 года в Пекине прошла демонстрация студентов, протестовавших против изнасилования студентки американским солдатом. Пользуясь этим, американцы объявили об отказе от посредничества. Это означало начало полномасштабной гражданской войны.

Представительство КПК в Пекине оказалось под угрозой: американцы как-никак служили своего рода буфером и гарантами его безопасности. Гостиница «Пекин», где находилось представительство, напоминала слоеный пирог: один этаж занимали гоминьдановцы, другой – коммунисты, а между ними размещались американцы. Теперь же Е Цзяньин предупредил девушек, чтобы они в любую минуту были готовы к аресту, всегда имели под рукой полотенце, зубную щетку и прочие вещи первой необходимости, а самое главное – никому не признавались в том, что приехали из СССР. К счастью, бывшие посредники согласились напоследок вывезти на своих самолетах всех представителей КПК. Пунктов назначения было три – Харбин, Ханьдань [88] Город в провинции Хэбэй. и Яньань. Лили отправилась в Харбин, а Сунь Кеин ничего не оставалось, кроме как вернуться в Яньань. Подругам пришлось-таки расстаться, и все из-за телеграммы Ли Лисаня – была уверена Лили.