Сергей Тарасов - Осколки. Краткие заметки о жизни и кино

А у меня теперь была своя комната! И мы с Лилей, взявшись за руки, отправились в Миусский ЗАГС и подали заявление. Нас должны были расписать через месяц. А пока Лиля несколько раз приезжала ко мне, и мы обживали «нашу» комнату

Но… Проклятое «но»! Когда до свадьбы осталось недели две, мы сидел у Лили. И вдруг она, казалось бы, ни с того ни с сего высказалась: «Ну, комната у тебя есть, а квартира полна родни… И кто ты сам? Студентик первого курса какого-то экономического факультета… Бухгалтером будешь… Я — и замужем за бухгалтером! Вот смеху-то!»

Она даже рассмеялась… Я в жизни не ударил ни одну женщину, а тут словно затмение какое-то нашло… Я отвесил Лиле такую оплеуху, что она перелетела через всю комнату и рухнула на пол…

В себя я пришел только у своего дома, как доехал — не помню. Такого потрясения я больше не испытывал в своей жизни, думал, что сойду с ума. Ведь я так любил ее… От этих переживания я даже начал лысеть…

А всю правду о том, что произошло, я узнал через десять лет. Тогда я работал на телевидении и зачем-то заехал в Госкомитет по радиовещанию и телевидению на Пятницкой улице.

Иду себе по коридору, и вдруг сзади кто-то кричит: «Сережа!». Я обернулся и увидел бежавшую ко мне Лилю. Внешне она изменилась, как-то расплылась и подурнела… Мы поехали в «Пекин», посидели там, в кафе, потом отправились ко мне. Было лето и все мое семейство находилось на даче… Оказывается, десять лет назад Лилина мамаша, которая после моей «автомобильной аварии» была уже против нашей свадьбы, срочно подыскала дочери завидного жениха. Это был молодой подполковник, служивший в ГДР. Тогда это была настоящая заграница, пожить в которой мечтали многие… Господи, как оказывается все просто!

А я-то с ума сходил… Эх, женщины!

Лиля уже развелась со своим мужем. Оказалось, что он запойный, да еще его перевели из ГДР куда-то за Урал…

Лиля ушла, и больше мы не виделись. Она несколько раз звонила мне по телефону, номер которого у нее сохранился в старой записной книжке. Но я был «очень занят»…

Ну а тогда, в далеком 1956 году, я долго не мог прийти в себя. Пока судьба не свела меня с Таней. Она была не из ВГИКа, а из горного института. Мы встречались с ней несколько лет, даже на зимние каникулы, ездили вместе в разные подмосковные дома отдыха. Таня была очень красивая и фигуристая, все мужики оборачивались ей вслед…

Мне было очень хорошо с ней, но я не любил ее. Как не любил и тех многих женщин, с которыми потом встречался. Что-то выгорело во мне после истории с Лилей.

Мы уже давно не встречались с Таней, когда она вдруг позвонила мне и сказала, что уезжает в Канаду и хочет проститься со мной. Был поздний вечер, когда я подъехал к ее дому на Проспекте Мира. Следом подъехала машина, за рулем которой сидела она. Таня вышла ко мне, и наш прощальный поцелуй был бесконечным… Она сказала, что не будет мне писать и не оставит своего адреса в Канаде. Я хотел спросить почему, но она ничего не дала мне сказать, опять поцеловав меня.

И тут я увидел мальчика, сидевшего в машине.

— Кто это? — слегка отстранив Таню, спросил я.

— Мой сын, — сказала Таня и пошла к своей машине.

— А отец кто? — спросил я.

— Неважно! — ответила Таня.

Потом она быстро села в машину, которая исчезла также неожиданно, как и появилась. Но я успел увидеть мальчика, который сидел на заднем сиденье и смотрел на меня. Вот и думай…

В 1956 году ВГИК достроили. А вскоре в институте произошло событие, не отмеченное ни в прессе, ни по радио, ни по телевидению…

Арестовали трех студентов сценарного факультета за антисоветскую пропаганду. Правда, одного из них скоро отпустили. Буря в институте поднялась немыслимая. Все занятия были прекращены, и народ, сломав входные двери, собрался в еще недостроенном актовом зале. Освободить арестованных требовали и режиссеры, и актеры, и операторы, и художники, и экономисты, и сценаристы. Правда, почти никто не знал этих арестованных вообще. Но все топали ногами и орали: «Свободу!».

Арестованных сценаристов, конечно, не выпустили, но шума было много. Тем более что такие же выступления студентов были в МГУ и в других институтах.

Ну а я, уже ученый Советской властью, прихватив дружков Витю и Диму, отправился на стадион, который был рядом со ВГИКом. Мы там играли в баскетбол…

В начале 1957 года меня вызвали в партком. Я подумал, что это не к добру. Но секретарь парткома ВГИКа товарищ Строчков (и почему я запомнил эту фамилию?) предложил мне вступить в КПСС, потому что я служил в армии, отлично учусь, староста курса, хорошо проявил себя на общественной работе (это играя в баскетбол!).

Я молчал, пытаясь сообразить, зачем мне адресовано столь странное, на мой взгляд, предложение.

И тут Строчков заявил, что скоро в Москве будет проходить Международный фестиваль молодежи и студентов. ВГИК должен принять в нем участие: снять фильм о фестивале, устроить встречи участников фестиваля с артистами, показать нужные фильмы и т. д. И для организации всего этого нужен профессионально подготовленный и проверенный студент (вот в чем дело, раз член КПСС, значит — проверенный товарищ). То есть, по мнению Строчкова, я. В комсомол я вступил, как тогда было положено, еще в школе, но взносы не платил уже много лет. Но это не интересовало Строчкова. И я согласился из шкурных соображений, поскольку в будущем приличную работу можно будет получить только, имея в кармане партбилет.

— Только английский подтяните. — закончил вербовку наш парторг.

Это было самое простое. Я обратился к своей школьной учительнице Людмиле Осиповне, в которую был тайно влюблен весь класс. Она была очень красивая и добрая. Людмила Осиповна так подтянула мой английский, что я без переводчика принимал иностранные делегации во время фестиваля.

И эти делегации я принимал в качестве ответственного секретаря секции кино Международного Союза Студентов. У меня был целый штат сотрудников, студентов нашего факультета. Ну а заместителями у меня были Витя Шафран и Дима Плетников. Жили мы в аспирантском корпусе МГУ, там же располагался и мой кабинет, и зал приемов, где мы с приятелями играли в футбол теннисным мячиком. В общем, валяли дурака, поскольку работа шла и без нас.

Среди многих эпизодов фестивальной суеты мне запомнился один вечер посвященный дружбе народов. Мы были у себя в номерах, когда услышали женский крик о помощи… Втроем быстро выскочили на улицу и увидели, как четверо негров в кустах лапают двух наших девушек. Братство народов — великая вещь, но мы отметелили этих «братьев» по первое число. Я даже забыл, что мне врачи запретили драться. Правда, дожив до старости, я еще несколько раз забывал об этом…