Сергей Тарасов - Осколки. Краткие заметки о жизни и кино

Но самое главное для меня событие произошло, когда я сидел в ложе какого-то театра, где мы проводили вечер встречи молодежи с каким-то ну очень заслуженным артистом. Перед тем, как он вышел на сцену, по ней прошли несколько девушек из Института иностранных языков, которые работали у нас переводчицами. Они на разных языках представили артиста, и ушли за кулисы.

Одна из них была в черном бархатном платье, с прекрасной фигурой и тогда модной прической «конский хвост». Она сказала на французском языке свой текст и уплыла (так прекрасно она двигалась) за кулисы…

Я тотчас помчался туда, нашел ее и пригласил вечером в гости к себе в аспирантское жилище. Когда я увидел ее вблизи, то совсем обалдел. Так очаровало меня ее лицо — милое, без всякого макияжа, простое, но какое-то моё, родное… Ее звали Марина Табачникова.

Мы стали встречаться. На фестивале я был на всех мероприятиях, которые она вела.

ВГИК я окончил с отличием, диплом писал по «Совэкспортфильму», куда меня и хотели взять на работу. Продвигал меня отец нынешнего Познера-телевизионщика. Познер-старший только что вернулся из-за границы, где работал представителем «Совэкспортфильма». Но я был уверен, что служил он совсем в другой «конторе».

Но все повернулось по-другому. Меня распределили (тогда была такая система в вузах) в Министерство Культуры СССР, где я стал… старшим инспектором Отдела кадров. В моем ведении был кинематограф. Это была скучнейшая бумажная работа. Мой начальник Мелькумов очень хорошо ко мне относился. Я так понимаю, готовил себе замену и выбрал для этого меня. Но я умирал от этих справок, списков личного состава, автобиографий и т. п. Работа в Отделе кадров просто угнетала меня своей казенщиной…

И я сделал то, что должен был сделать. Поступил на заочное отделение сценарного факультета ВГИК, что мне давно советовали Володя Амлинский и Витя Лоренц. Евгений Осипович Габрилович прочитал мои юношеские стихи (ничего другого я не мог представить) и сказал: «Посмотрим, романтик, что из тебя получится. Это даже интересно».

И он вел меня одного со всего курса все годы обучения на сценарном факультете…

Отец купил «Победу», прекрасный автомобиль, на котором я десять лет ездил. Я быстро получил права — недаром когда-то занимался в Клубе юных автомобилистов — и во всю гонял по Москве и по Дмитровскому шоссе. Там, на сороковом километре, была наша дача. Потом у меня было много машин, но я ни одного номера не помню. А номер «Победы» помню — «ЭК-76–30». Первая машина — как первая любовь…

Я пижонил, лихо подъезжая к дому Марины в Большом Гнездниковском переулке. Ее семья жила в коммуналке, очень даже приличной. Там даже был выход на террасу с видом на сквер, где стоял памятник Пушкину (он в то время был на другой стороне улицы Горького). Мы с Мариной встречались часто, я ее катал на «Победе». А, заехав в какой-нибудь тихий уголок, начинал, естественно, приставать. Но она была как неприступная крепость, которая сдается только мужу. Вот такие были в то время нравы и девушки…

Летом 1959 года мы с отцом Виктора Шафрана, «цеховиком», уже отсидевшим свои пять лет, на моей «Победе» отправились в Гагры. Доехали нормально и остановились в гостинице «Гагрипш». Там, как я понял, собирались только московские подпольные миллионеры.

У нас был заказан большой номер на четверых. Скоро приехал Витя, а потом друг его отца Серёжа Бульдозер. Он только что вышел из заключения, и по старой тюремной традиции привез с собой спирт в большой грелке. Так он спасался от надзора жены, которая жила в отдельном номере. Бульдозером его звали за большой рост и физическую силу. Он разбавлял чистый спирт водой, и мы его пили. Вкус резины во рту присутствовал очень долго…

Бульдозер и отец Вити непрерывно играли — в карты, в разные другие игры, включая «очко»… Люди их круга могли за день или за ночь (иногда играли до утра) проиграть или выиграть целое состояние. Как-то, в канун своей свадьбы, в гостиницу приехал модный парикмахер из Москвы с целым чемоданом денег (в буквальном смысле) и невестой. Так он за ночь проиграл всё, и утром невеста лупила его на глазах у всех постояльцев «Гагрипша»… Парикмахер, заняв у кого-то денег, уехал в Москву в тот же день, а невеста осталась и скоро закрутила роман с каким-то пузатым «цеховиком»…

Ну, а мы с Витей загорали, плавали и ели прекрасный шашлык. Его приносили из кухни в наш номер. Стоило только выйти на балкон и крикнуть: «Андрюша, шашлык!». Андрюша был поваром в ресторане гостиницы, и мы с ним дружили… Отдыхать было хорошо, но мне почему-то все время хотелось в Москву, к Марише…

…Свадьба была в «Праге». За столом чувствовалось какое-то напряжение. Моим не очень нравились еврейские родственники отца Марины. Ну а те как-то презрительно поглядывали на моих. Слава Богу, что все обошлось без драки.

Марина не захотела жить у нас, и я перебрался в их коммуналку в Большом Гнездниковском. Но ненадолго. Отец Марины, полковник МВД в отставке, получил двухкомнатную квартиру в Лялином переулке, на Покровке, поскольку его семья увеличилась с моим появлением.

В Министерстве культуры все было по-старому — бумаги, бумаги, бумаги… Через меня проходили и путевки по распределению молодых специалистов, окончивших институты и актерские училища, подотчетные Министерству Культуры. Они были обязаны три года отработать там, куда их посылали. Путевка Володе Амлинскому была выписана в Казахстан. Но, естественно, я его «отмазал», и он получил свободное распределение. Так я оставил в Москве несколько хороших людей, которых распределили бог знает куда. Например, актриса Светлана Немоляева должна была ехать в какой-то районный театр, а осталась в Москве. Она пришла ко мне в Министерство и так трогательно просила помочь ей…

Ну а с Мариной наши отношения с течением времени становились все сложнее. Окончив институт, она стала работать преподавателем французского языка в разведшколе. Наверное, отец ее устроил. Утром она выходила к остановке, где ее, как и других преподавателей, забирал автобус и вез куда-то в разведшколу. Вечером эта операция повторялась в обратном порядке. Дорога занимала много времени, и она приезжала поздно. Нам сложно было собраться сходить в гости, в театр или кино. И начал возникать какой-то дискомфорт в общении. Я чувствовал, что все интересное и главное для нее там, на ее работе, а совсем не дома…

А тут случилось радостное для меня событие. Меня, вняв моим стенаниям, перевели на другую работу. Я был назначен заместителем директора студии «Диафильм». Это был большой рывок в карьере. «Вал» студии «Диафильм» был равен «валу» киностудии имени Горького! Студия была расположена в здании бывшего костела в Старосадском переулке. Внутри — два этажа и множество комнат. Там и трудились редакторы, художники, фотографы и весь многочисленный персонал студии. У бывшего алтаря стояли огромные экраны. Это была собственность организации, занимавшейся стереокино. В Москве был и кинотеатр стереофильмов, где стереоэффект достигался специальными очками, которые надевали зрители.