Славчо Трынский - Не так давно

Всю дорогу от Боховы до Ярловцев шел проливной дождь. Одежда и обувь наши промокли насквозь. Усталые, мокрые, мы думали только о том, чтоб поскорее добраться до сухого места, и потому тут же зарылись в мякину. Но разве можно было заснуть? Остья сразу же вонзились в нас тысячами игл. Мы вынуждены были перебраться на солому и раздеться. Но и здесь нам не удалось заснуть. Иглы застряли и в нижнем белье. Так мы поневоле прободрствовали остаток ночи.

Рано утром мы услышали покашливание. Через длинную щель в дощатых стенах мы увидели огромную фигуру Лягушатника. Когда он неуклюжей походкой приблизился к сараю, Денчо бросил сверху пучок соломы. Она разлетелась в стороны. Бай Мито медленно поднял голову, огляделся вокруг и, не подумав о том, что куры не поднимаются так рано, крикнул:

— Кыш, беспутные!.. — А затем схватил горсть песку и бросил на крышу.

Мы испытывали мальчишеское удовольствие, дразня Лягушатника. Развеселившись, мы сбросили на него еще пучок соломы. Нам хотелось посильней раздразнить его.

— Ну, погодите, чертовы твари, вот возьму прут и задам вам жару, — пригрозил Лягушатник и вошел в сарай.

Когда мы показались под самой крышей, он вздрогнул, а потом зашептал сердито:

— Разрази вас господь, до чего ж напугали! Почему не отозвались? — И он подполз к нам. — Куда вы идете? Почему в Ярловцы не заходите? С той поры как вы укокошили Муссолини, в селе у нас — тишь и гладь! Никто ничего худого про вас не говорит. Тот разбойник нас со свету хотел сжить… Вы не голодны — а то я пойду принесу чего?

Не дождавшись нашего ответа, он соскользнул по соломе вниз, побежал домой и с невероятной для его темперамента быстротой вернулся, неся обильный завтрак.

— Уминайте на здоровье. Ваш бай Мито может для детей не иметь хлебца, а для вас всегда найдет. Если государство не даст — Тошо Лешниковский даст. Он добрый человек — голодными вас не оставит.

Многие надеялись на бая Тошо, когда для них наступали голодные времена. И он, действительно, выручал людей — некоторые бедняки, если б не он, попали бы в совершенно безвыходное положение.

Лягушатник был преданным нам человеком. Он не дрожал от страха, когда мы давали ему опасные задания, и теперь, едва услышав нашу просьбу привести к нам Димитра Такова — молодого парня, только что освобожденного полицией из-под ареста, бай Мито сразу же отправился за ним.

Этого парня я видел впервые. Довольно высокий, со светло-каштановыми, почти русыми волосами, он держался спокойно, сдержанно. В глаза бросалась несимметричность его лица — одна щека была немного больше другой, а густой голос, казалось, доносился из пустой бочки. От Денчо мы знали, что Димитр или Мито, как его все звали в Ярловцах, отслуживший службу солдат, отлично стреляет, а нам как раз и нужны были такие люди — крепкие, выносливые, и самое главное, хорошие стрелки.

Димитр был ремсистом и хорошо знал директивы партии. Хотя его выпустили из кутузки, он знал, что в любой момент его могут снова забрать обратно. А ему ни в коем случае не хотелось опять становиться узником.

— Возьмите меня, сегодня же вечером возьмите с собой, — просил нас Димитр. — Ведь я не знаю, что может со мной статься завтра: тут, сами знаете, или пан, или пропал. Я попробую уговорить и своего брата Райчо. Он вчера только вернулся из концлагеря… Как хорошо, что вы пришли. Старики мои, конечно, будут вопить, но лучше быть с вами, чем снова попасть в руки врага.

Но старики не «вопили», хотя им было особенно тяжело расставаться сразу с двумя сыновьями, которых они много времени не видели — один несколько месяцев находился под следствием, а другой был выслан в далекие края.

Вечером на явку к большой груше в Мало-Браниште вместе с Димитром пришел и Райчо. Райчо был младше, пониже ростом и потемнее брата. Внешне он был похож на своего отца — деда Тако, а Димитр — на мать, бабушку Бону.

Дед Тако занимался починкой обуви и едва зарабатывал себе на хлеб, но считал, что дети его должны жить иначе, и потому употребил всю свою энергию на то, чтоб они, — раз он не может дать им образование, стали, по крайней мере, коммунистами. В этом он преуспел. А баба Бона своей веселостью и добродушием умела ободрить и развеселить самого отчаявшегося человека.

Они провожали сыновей в партизанский отряд как раз тогда, когда полиция ставила повсюду виселицы для народных борцов, назначала огромные награды за их поимку, безжалостно сжигала их дома. Дед Тако знал, что следом за нашим придет черед его дома, но не только не попытался помешать уходу сыновей, а от всего сердца пожелал им удачи в борьбе. Это был сильный и мужественный отец.

Следовало бы сказать старикам несколько утешительных слов, поблагодарить их за проявленную сознательность, но этого нам сделать не удалось.

Вступление в отряд Димитра и Райчо было новым и большим нашим успехом. На радостях мы и не заметили, как пересекли поле и поднялись на крутой склон слишовских гор. И вдруг мы встретились с товарищами: они ждали нас в заброшенном пограничном посту над Слишовцами. Приход двух новых партизан-братьев вызвал у них настоящее ликование. Разумеется, трудно было предвидеть сразу, что получится из этих парней. Если о Димитре нам было известно, что он хороший стрелок, смельчак и преданный нашему делу человек, — а это давало основание видеть в нем будущего командира четы и даже батальона, то о худеньком, маленьком Райчо мы ничего не могли ни сказать, ни тем более угадать его будущее. Но Райчо все же произвел на меня хорошее впечатление в первую же ночь, укрепившееся в последующие дни. Был он ловкий, сообразительный, легко запоминал тропы и людей, разведка удавалась ему, спал он чутко, как заяц, и умел хранить тайну. К тому же хорошо знал, как обращаться с оружием. Не зря Делчо и Денчо предложили, чтобы я, отлучаясь из отряда, брал его с собой. Рискованно было ходить одному. Всегда можно было наткнуться на засаду, а зимой — и на зверя или в сугроб провалиться.

За короткое время мы с Райчо хорошо узнали друг друга, свыклись друг с другом и поладили. Много раз, когда нам приходилось отсиживаться где-нибудь, я делал так, чтобы он спал первым. Он отказывался: «Ложись ты, ты же больше устал». А я говорил: «Нет, ты ложись, ты устал больше», — и так каждый уступал другому право спать первым.

Позднее, когда в полиции поняли, что Димитр и Райчо ушли в партизаны, дом их был разрушен гранатами, а сами старики высланы куда-то в Добруджу, без права писать письма даже родным. Но Райчо и это не сломило. Он был убежден, что если не сегодня, то завтра враг будет вынужден вернуть их в родное село.

Как только мы возвратились в отряд, Денчо занялся подготовкой литературно-музыкального концерта. Предполагалась декламация стихов Ботева и Смирненского, отрывки из музыкальных произведений в исполнении на губной гармонике, партизанские песни и юморески.