Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

Казалось бы, всё ясно: недолгое сближение, полувынужденное сотрудничество, соединенное с самолюбивой гордостью приобщенности; затем разрыв, презрение к вчерашнему единомышленнику. Но дело, кажется, обстояло сложнее. Тому же Суворину 30 ноября 1888 года Лесков писал:

«Пользу мне сделало страданье, Катков и Аксаков, – Катков, кажется, более других. Я стал думать ответственно, когда написал “Смех и горе”, и с тех пор остался в этом настроении – критическом и, по силам моим, незлобивом и снисходительном» 700.

В чем же эта польза, сделанная Катковым? Возможно, в пробуждении сознательного отношения к тому, о чем пишешь, в формировании системы взглядов.

Ведь пока Лесков общался и сотрудничал с Катковым, он во многом принимал и разделял именно его воззрения – не только на нигилистов и социалистов, но и на староверов, и на евреев. Как и Катков, он настаивал на необходимости соблюдать гражданские права и тех и других, но вместе с тем не видел ничего дурного в возвращении раскольников в лоно официальной Церкви. И «Запечатленный ангел», и «Владычный суд» завершаются тем, что главные герои, в первом случае староверы, во втором иудей, переходят – причем добровольно, по зову сердца – в официальное православие. После расхождения с Катковым Лесков, хотя и пишет Щебальскому из Мариенбада 29 июля (10 августа) 1875 года, что «разладил с церковностью» и его «подергивает теперь написать русского еретика – умного, начитанного и свободомысленного духовного христианина», и вспоминает в том же письме о Михаиле Никифоровиче как об «убийце родной литературы» 701, однако спустя несколько лет открыто реализует его литературную программу и выдает портретную галерею «духовных христиан» – праведников, исполняя заветную мечту знаменитого редактора, который всегда желал видеть в романах идеальных героев, воспитателей молодого поколения. Возможно, знаменитый лесковский цикл о праведниках не появился бы без общения с «львояростным кормчим».

Расхождение с Катковым означало для Лескова разрыв с большим литературным миром. 16 ноября 1874 года он писал И. С. Аксакову:

«“Р[усский] в[естник]” был последний журнал, которого я мог еще как-нибудь держаться, терпя там значительное стеснение, – теперь и это кончено; а ни плодить материалистов других “Вестников”, ни лепить олигархов “Русского] мира” я не могу. Поэтому, чтобы не совсем отречься от литературы, остается на время отойти от нее в сторону и стать вне зависимости от всеподявляющего журнализма. При нынешнем тиранстве журналов в них работать невозможно, и мое нынешнее положение лучшее тому доказательство» 702.

Однако «независимость от всеподавляющего журнализма» мог себе позволить только писатель, имеющий иные, помимо литературных, источники дохода. Но Лесков существовал исключительно на гонорары. На что же он жил? Как ни удивительно, путь к дополнительному заработку, а до этого в аристократические гостиные ему открыл «Запечатленный ангел».

Тот самый Болеслав Маркевич, что заступался за Лескова перед Катковым, прочитал этот рассказ императору Александру II и его супруге Марии Александровне. Венценосная чета выслушала историю о хитрых староверах с большим удовольствием, о чем генерал-адъютант Кушелев, также искренний поклонник творчества Лескова, взялся ему сообщить. Сергей Егорович Кушелев (вскоре ему будет посвящен «Очарованный странник») приехал к Лескову на Фурштатскую, чтобы передать августейшее удовольствие и прозрачно намекнуть, что императрица не возражала бы послушать рассказ в исполнении автора. Автор намеку не внял и знакомиться с самой императрицей, даже из чисто писательского любопытства, не поехал. Неужели он не пожелал воспользоваться очевидными перспективами подобного знакомства? Не пожелал. В чём в чём, а в искательстве наш герой замечен не был. Свою независимость он высоко ценил и в приближении к царствующим особам явно видел для себя опасность – не случайно довольно скоро, спустя полтора года, взялся за роман «Чёртовы куклы» (так в итоге и не завершенный), центральная проблема которого – взаимоотношения художника и власти. Для Лескова итог подобного союза очевиден: дружба с высокопоставленным лицом завершается для его героя, одаренного живописца, оскудением таланта и гибелью.

Не поехав к императрице, Лесков тем не менее признался своему почитателю Кушелеву в денежной нужде. Тогда, в конце 1873 года, он еще сотрудничал с газетой «Русский мир». Да и Катков платил ему весьма щедро: 150 рублей за лист «Соборян» и «Запечатленного ангела», «позже и 200 рублей за лист», как сам Лесков вспоминал в автобиографической заметке 703. Но литературные заработки были ненадежны; он жил в вечном и понятном страхе фрилансера, который целиком зависит от собственного вдохновения и воли работодателя.

Справедливости ради заметим, что голодная смерть ни самому Лескову, ни его семейству всё-таки не грозила: по свидетельству его сына, основу бюджета семьи составляли три тысячи рублей в год, получаемые от арендаторов киевской недвижимости матери 704. Но Лескову, по-видимому, неловко было существовать на средства Екатерины Степановны, хотелось финансовой независимости – не исключено, что и в предчувствии неизбежного семейного разрыва. Вот почему он настойчиво искал возможность освободиться от ненадежной литературной кабалы и пожаловался Кушелеву на свое бедственное положение. Судя по ответному письму Сергея Егоровича от 1 октября 1873 года, жалоба была горькой:

«Полно, полно же, брате мой во отце Памве («безгрешном старце» из «Запечатленного ангела». – М. К.) – всё хныкать да тужить! Доброму молодцу так опускаться не подобает. Взгляните на Американцев; там по 5 раз банкрутят-ся и на 6-й раз имея 60 лет от роду, начинают, не робея и не унывая, снова здорово.

Мы с Вами, кажется, порешили в последний раз, что, имея провианта на три месяца, Вы, в ожидании возвращения добрых гениев, бросите в сторону всякую тяжелую думу и сядете за работу. Было ли решено или нет?

Что же это? видно, брате, мне приходится действовать с Вами по-военному! – Если не можете быть Американцем, т. е. человеком с сильным духом, то оставайтесь хотя Русским… ибо я Вас спрашиваю, какая такая Русская душа станет горевать, когда имеет хлебушка, на целых три месяца?! <���…> Нет, Николай Семенович, не могу думать, чтобы только необеспеченность денежная могла повергать Вас в такое уныние! – У Вас должна быть другая заноза, но это Ваше дело. – Касательно же места – 1-е) Ждать возвращения Елены прекрасной. 2) Ждать другой ловитвы, ибо я уже закинул для Вас мрежи в ином месте моря житейского. – Господь благословит, будет хорошо. А до той поры надо работать, а не задаваться такими вопросами: За что? да почему? Да разве на земле это диковинка, что ли? что заслуга остается без вознаграждения, а Молчалины блаженствуют на свете? – Умному человеку и с характером на это времени терять не подобает. – Чем жить? “Жить Вы будете, ибо здоровы и молоды, а как без денег жить нельзя – то деньги будут”, я сказал» 705.